Командир

Реклерк, не веря своим ушам, как и я, переводит Фогельсу слова командира. Потом говорит: «Благодарю», видя, что его капитан и на сей раз в своем репертуаре. Они забираются в шлюпку. Отдают швартовы. Шлюпка опасно раскачивается.

27. Реклерк

…посреди Атлантики, в дырявой, пропускающей воду шлюпке я смотрю на своих товарищей и вижу, что они все намного старше меня, «Кабало» не был военным судном, это был грузоперевозчик, весь его экипаж состоит из старых, усталых, выдохшихся моряков с грубыми, мозолистыми руками, безропотно готовых умереть, не чета тем молодым удалым итальянцам с потопившей нас подлодки, удаляющейся с шумом, с ее нелепым командиром, тоже, кстати, молодым, в коротких штанах и броне на торсе, выпирающей из-под майки, я спрашиваю Фогельса, что он думает о нем, тот отвечает мне с присвистом на фламандском, мне не нравятся люди с такой бородой, он был босиком, говорю я, в семейных трусах, говорит он, ну да, в семейных трусах, повторяю я, тем временем мы попиваем сгущенное молоко в банках под названием «Шарлеруа», как мой город, потом умолкаем, и дрожим от нестерпимого холода, и молчим, прилипая друг к другу, Фогельс опытный мореход, но он неотесан и груб, из Остенде, капитан, не способный поддерживать моральный дух своих моряков, черт побери, давай-ка попробую я их рассмешить и немного согреть, и говорю по-французски, в Шарлеруа, когда я был маленьким, жил молочник, у которого была дочь вот с такенными сиськами, мой кузен говорил, что молочник продает молоко, которое по утрам сцеживает его дочь, и я ему верил, но на меня никто не обращает внимания, все как будто парализованы, цепляются за последнюю соломинку, лишь один говорит, Кодрóн, верзила с выпученными глазами и надувшейся жилой на лбу, ты, Реклерк, нам зубы не заговаривай, отвечает он на фламандском, не вернутся за нами эти фашисты, а ты откуда знаешь? спрашиваю я его, потому что они проклятые фашисты, отвечает он, так отчего же они не бросили нас в море, для чего спасли, пообещали вернуться? но он меня не слушает, ты веришь фашистам, Реклерк, повторяет он дважды, поднимается, не дождавшись моего ответа, и всей своей тяжестью протискивается сквозь живую стену тел, сбившихся на шлюпке, и проходит через их заслон на другую половину, подальше от меня, на корму, в тот час, когда ночь меркнет и вскоре наступит заря, и тогда я снова обращаюсь к Фогельсу, стараюсь задеть его побольней, англичане исчезли, мы перевозили их самолеты, нас из-за них разбомбили, а они нас бросили здесь, потому что мы для них ничего не значим, однако Фогельс едва прищурил глаза и на этом закончил дискуссию, но я не унимаюсь и говорю, что слыхал в порту перед отплытием, будто мы вступаем в войну на их стороне, охотно хотелось бы верить, потому что я, ей-богу, не вижу причин, по которым мы перевозим их самолеты, и на этот раз Фогельс реагирует, поворачивается ко мне и смотрит, и я вижу географическую карту на его лице с горными рельефами морщин, его сверлящие глаза, каплю под носом, все кончено, Реклерк, подрочи напоследок, думая о дочери молочника, и да упокоится душа твоя в мире, но я не собираюсь сдаваться и говорю ему, что верю итальянскому командиру в семейных трусах, что он за нами вернется, но тот едва поводит бровью, а я настаиваю, говорю, что смотрел ему в глаза, что он немного чокнутый, это точно, соглашается Фогельс, уже полдень, или, может, нет, еще только раннее утро, или близится вечер, трудно что-то сказать, солнца не видно, день серый, океан такого же свинцового цвета, как и небо, сливаются вместе, собачий холод, на теле засохла соль, но я не сдаюсь и придумываю другую затею, остатками голоса провожу перекличку, как в школе, чтобы знать, кто умер, и доказать другим, включая себя, что мы-то пока еще живы: Хендри, Дост, Ламменс, Ван дер Бремпт, Ритс, Кодрон, Хейнен, Десолей, Мбамба, фон Веттерн, но, во‑первых, эта перекличка неполная, я не помню всех имен, а во‑вторых, никто не отвечает, из чего следует вывод, что все они мертвы, но я вижу, что они живы, сидят передо мной, прижавшись друг к другу, как пингвины, только не отвечают и даже меня не слышат, Дост выбрасывает в море пустую пачку от печенья, у старика Ван дер Бремпта закончилась во фляге вода, Хендри крестится и молится, Ритс напустил в штаны, чувствуется по запаху мочи, только Ламменс и Мбамба подхватывают мою игру и отвечают «на месте», но еще есть те, кто не отвечает, поскольку попали в другую шлюпку, и что с ними сталось, одному Богу известно, вот банка из-под сгущенки медленно погружается в океанскую воду, легко представить, что и они погрузились точно так же и что то же самое неизбежно ждет нас…

28. Пома