Командир

Проходит много времени, слишком много, даже чересчур, и Фогельс смотрит на меня, он часами молчал, а теперь, обращаясь ко мне, говорит: «Ты по-прежнему веришь, что этот итальянец в семейных трусах вернется?», говорит враждебно, будто это моя вина, но верить – не вина, поэтому я отвечаю: «Да, я видел его лицо, и я ему верю», это молитва, исполнившаяся молитва, потому что слышится шум двигателя, подлодка возвращается и с нею спасение, и если раньше это была моя вина, то теперь это моя заслуга, вот она сближается с нами, бросают новые тросы, с помощью выскочивших кнехтов мы их привязываем к сиденьям, к форпику у форштевня, к уключинам и отбываем вслед за лодкой, Кодрон избегает моего взгляда, и Фогельс тоже молчит, но шлюпка привязана плохо, кренится, зачерпывает воду, того и гляди потонет, но возвращается заря, за нею день, сколько времени прошло, никто не представляет, а наш бедный челн плачет и стонет при каждом ударе волн, при каждом рывке канатов, он скончался, он нас не спасет, и внезапно он превращается в месиво, не распадается, а словно тает, превращаясь в обломки, обломки вместе с тросами оказываются в воде, а итальянцы удаляются, снова исчезают во мгле, а мы вновь посреди океана, уже без надежды, итальянцы не могут взять нас на борт, а мы уже не в состоянии плыть, поэтому конец, мы сопротивлялись, мы верили, но теперь конец, сил бороться больше ни у кого нет, даже у меня, мы соляные столпы, мы души на покаянии, эта бездна нас знает, вот она проводит поименную перекличку: Хендри, Дост, Ламменс, Ван дер Бремпт, Ритс, Фогельс, Реклерк, и мы отвечаем «Здесь!», уже без голоса, без дыхания, мы боролись, но пора смириться и отдаться смерти, которую мы уже призываем, потому что с ее приходом мы перестанем страдать, закроем глаза, и наступит покой, мы умрем здесь, неведомо где, без могилы, без надгробной плиты, наши бедные кости будут обглоданы рыбами, и мы не вернемся прахом, как написано, а растворимся как этот челн…

Но, однако же, нет.

Среди волн, уже поглощавших нас, вновь возникает нос итальянской подлодки с командиром, стоящим на центральном посту. Этот титан решил поднять всех нас на борт. Он обещал, он выполняет слово. Его подлодка похожа на иглу, где он думает нас разместить?

30. Тодаро

Внимание, говорит командир подлодки. Прошу всех внимательно меня выслушать. Я обращаюсь сейчас не к военным, а к людям, и не просто к людям, а к морякам. Я отдаю себе отчет, что многие из вас к этому не готовы: одно дело – стрелять из океанских глубин, рисковать жизнью, чтобы сразить врага – с идеей жертвенности мы пошли воевать, не так ли? Но с какой стати мы должны выставляться и быть мишенью для вражеских истребителей, чтобы спасти неизвестных нам людей, по всей видимости, перевозивших под нейтральным флагом военное оборудование для британцев?

Но вопрос не только в том, чтобы спасти их и доставить на землю, вопрос в том, чтобы суметь в эти дни пережить невыносимые человеческие условия. Прошу лейтенанта Реклерка переводить мои слова: их должны понимать все.

Мы находимся в 310 милях от азорского острова Санта-Мария, ближайший и самый надежный порт, к которому мы направляемся для высадки потерпевших кораблекрушение, как того требуют правила морской навигации. Лодка перегружена, двигаться со скоростью больше 6–7 узлов мы не сумеем, что означает – нам придется прожить в сложившейся ситуации почти двое суток. Хочу прояснить одно: принять на борт экипаж потерпевшего кораблекрушение корабля «Кабало» означает, что я нарушаю данные мне предписания: я полностью это осознаю и возлагаю всю ответственность на себя. Если по нашему возвращении командование не одобрит мое решение и я подам в отставку, то сейчас я еще командир, и я принял решение, которое никто не в силах отменить. Мы без страха и жалости губим вражеские суда, но человека – спасаем! Старший матрос Маньифико, если тебе повезет просочиться сквозь эту толпу, будь любезен, плесни коньяку тем, кто нуждается больше всех.

В ближайшие два дня жить будем следующим образом: трое раненых останутся в офицерской каюте, где они уже размещены, и трое из наших будут поочередно возле них находиться.

Я разделю свою каюту с командиром Фогельсом, а капитан Фратернале – с лейтенантом Реклерком.

Одну группу разместим в отсеке младшего офицерского состава, другую – на многоярусных нарах, но, несмотря на нашу любезность, – надеюсь, Реклерк, вы переводите – туже всего придется нашим гостям.

Полдюжины могут с большими неудобствами разместиться на складе снастей…

Трое, с еще бóльшими неудобствами, в запасном туалете, сейчас, благо, сломанном…

Пятеро на кухне, стоя…

Оставшимся придется ютиться на поверхности лодки. Это чудовищное место, которое заливает вода, даже когда мы идем на поверхности. Но другого места нет.