Комментарии к материалистическому пониманию истории

Ответ профессора позволил мне отрефлексировать одно мое очень любопытное экзистенциальное состояние. Я изначально признавал относительность любой ценностной позиции. Но в дискуссии с моим оппонентом я изначально знал, что его ценностная позиция противоречива и неадекватна, в то время как моя ценностная позиция может быть эмпирически и рационально обоснована. В итоге выходило, что восстание во имя коммунизма – морально предосудительно, а восстание во имя прав человека – морально оправдано. Это нелепо! – говорит мне разум. Все верно! – говорит мне сердце. Я – ученый, и как таковой привык доверять разуму, но не сердцу. Движения сердца – контрабандный товар, который должен быть досмотрен на таможне разума. Вот я и задумался, что здесь не так. При этом я говорил себе: «Ты можешь решить эту проблему. Эту проблему решить можешь именно ты! Ее не может решить твой оппонент – он моралист, и все его решения заранее предопределены его морализмом. Но ты ведь релятивист, а значит, у тебя есть возможность отсечь все субъективное и предвзятое»

2) Через некоторое время я, наконец, прояснил для себя суть этой проблемы. Решение возникло во время лекции. Я читал лекцию о киниках и рассказал студентам об одной крайне нелепой, крайней странной идее, заявленной этими философами – люди по природе равны. Далее я поведал, что тысячелетия эта идея существовала в качестве странной мутации на задворках культуры, пока не была воспринята в последние двести лет в рамках европейской культуры как очевидная и естественная.

«А как же на самом деле? Люди равны или неравны?» – спросил меня один студент. Мой ответ был таков: «То, что люди равны – это предрассудок. То, что они неравны – это тоже предрассудок. Все зависит от того, о каком обществе идет речь. Скажите: правильно ли живому существу питаться мясом?… Вы правы, вопрос поставлен некорректно. Прежде необходимо определить, что это за живое существо. Если это лев, то мясо будет для него благом. Если же это жираф, то мясо для него неприемлемо. Каждое живое существо имеет набор генетических программ, которые задают параметры его существования. Если бы животные могли говорить, то каждый вид имел бы свою правду. И он никогда не принял бы правду другого вида. При этом и жираф и лев экзистенциально тождественны самим себе. Они ничего не знают о генетических программах, управляющих ими, но они отождествляют себя с результатом действия этих программ. Они когнитивно и экзистенциально невменяемы. Но помимо животных есть еще зоологи. Они неплохо знают о подлинных механизмах существования зверей. И они дистанцированы от их «правды». Зоологу не приходит в голову оправдывать или обличать животное, или ставить его в пример всему мирозданию. Задача зоолога – строгое, непредвзятое знание. То же справедливо и для социальной науки.

Действительно. Общество, социально-исторический организм – это определенная форма социальной жизни. И как таковая оно функционирует сообразно своим социальным программам. Все попытки оценить эти программы обречены на неудачу, поскольку они не имеют объективных оснований. Всякая оценка есть выражение и проявление определенной социальной формы жизни. Оценивать одну форму социальной жизни с позиции другой формы социальной жизни – это произвол, лишенный рациональных оснований. Такая оценка возможна, она непрерывно совершается, но она не имеет никакого отношения к научному знанию, поскольку знание есть отражение сущего, оценка же – выражение отношения к сущему, проявление ожиданий относительно его. В этом отношении коммунизм, фашизм, либерализм, консерватизм, феминизм, расизм, интернационализм, гуманизм, милитаризм, пацифизм, империализм, патриотизм, национализм и тысячи прочих «измов» – социальные программы, идеологии, выражающие сущность той или иной социальной формы жизни, ее ожидания и ее страхи.