Комментарии к материалистическому пониманию истории

Это справедливо и по отношению к ценностной позиции того или иного индивида. Отдельный человек – модус определенной формы социальной жизни (общества). То, что мы называем личностью, и то, что сам человек воспринимает как свою самость – есть индивидуальная конфигурация генетических программ и наличных программ культуры. Естественно, сам человек не подозревает об этом, поскольку он экзистенциально тождественен самому себе. Он ничего не знает о программах, управляющих им, но он отождествляет себя с результатом действия этих программ. Человек – существо когнитивно и экзистенциально невменяемое. Он – феномен, через который социальная матрица пролагает себя в будущее. Социальная матрица неоднородна, она содержит множество разноречивых программ, многие из них – формирующиеся программы будущего, другие – обломки программ прошлого. Социальная матрица как бы порождает множество самых разнообразных индивидуальных конфигураций с тем, чтобы естественный социальный отбор оставил наиболее адекватное и эффективное. Как во всякой системе, здесь возможны сбои и ошибки. Существует предел приспособляемости системы. История эволюции – это не только история выживания и образования нового, но и история вымирания и исчезновения.

В свете этого понимания сущности социального моя дискуссия с профессором-коммунистом есть ни что иное, как столкновение различных модусов определенной социальной формы жизни, «попытка» этой формы «найти» адекватный ответ на внешние и внутренние вызовы. Победа одной из сторон в этой дискуссии (весьма маловероятная) – это экспансия одного модуса по отношению к другому, трансляция определенной мутации. К науке, к истине все это не имеет никакого отношения.

Но мне возразят: сама наука есть одно из проявлений определенной социальной формы жизни. А если это так, то в чем же отличие науки от иных символических систем? Отличия есть и они существенны. Но это тема, требующая отдельного трактата. Пока же замечу. Наука – очень необычная, на наших глазах формирующаяся, новейшая социальная программа. Ее основная интенция – адекватное познание. Ее сила в том, что знание очень часто оказывается залогом успеха. Эта программа формирует особый тип человека – ученого. Во что выльется эта социальная мутация в будущем, пока трудно сказать. Но для меня очевидно – то, что мы наблюдаем сейчас, есть лишь очень незрелые, первоначальные наброски иной культуры, иного общества.

В свете всего вышесказанного я должен признать: политическая и моральная критика марксизма, предпринятая в этой книге, не стоит по отношению к научной истине и «ломаного гроша», впрочем, как и объект критики – политическая доктрина марксизма. Эта критика – вербальное проявление модуса определенной формы социальной жизни. Как таковой «я» всецело завишу от «вживленных» в меня «имплантантов» моей культуры. Если я вижу, как «пахан» бьет сапогом в лицо человека, а потом «шестерки» добивают жертву, то я негодую и возмущаюсь, и ищу средства прекратить это насилие немедленно. Это «имплантанты культуры» управляют мной. Если бы я был представителем иного общества, то иные «имплантанты» вызывали бы во мне иную реакцию. Возможно, я оценил бы эту сцену иначе, заявив, что хан – настоящий человек, великий батыр, достойный всяческого почитания, уважения и любви.

Соответственно, моя задача как ученого ради поиска истины обнаружить и нейтрализовать эти «имплантанты культуры». Моя же экзистенциальная задача состоит в том, чтобы хотя бы отчасти преодолеть свою когнитивную и экзистенциальную невменяемость и стать более свободным по отношению к социальной матрице, порождением коей я и являюсь.

Подобная позиция не запрещает ученому заниматься политикой и исповедовать ту или иную идеологию. Дисциплинированный ум вполне может осознавать, в какой системе на данный момент времени он находится, и не смешивать различные «жанры» своей деятельности. В повседневной жизни ученому неизбежно приходится быть субъективным.

Кроме того, возможно да же говорить о степени эвристической обоснованности той или иной идеологии. Любую идеологию вполне можно оценивать на предмет внутренней согласованности, реализуемости на практике, адекватности реальности, соответствия современному уровню научного знания. Естественно, более предпочтительными оказываются хорошо обоснованные идеологии. Только не надо при этом впадать в иллюзию, что более хорошо обоснованная идеология ближе к истине, чем все остальные. В конце концов, основа каждой идеологии – ценности и предпочтения, а они принципиально не верифицируемы.

Примечания