— Я и говорю, — вдруг согласился лейтенант. — А я должен за двести тявкать на холоде, понял? И еще оскорбления иметь. Так и запишу в протокол, понял. Фа-рао-о-он, понимаешь. Свободу Прибалтике, понимаешь, — лейтенант вытянул вперед противень-подбородок и обернулся: он услышал смех. Поначалу легкий всхлип, словно сдержанный плач, и в следующее мгновение громкий, безудержный смех человека, которому щекочут пятки.
— Ты чего-о? Чего ржешь?! — озадаченно проговорил милицейский чин. — Директор. Чего ржешь-то?
Феликс откинулся на спинку кресла и хохотал. Он хохотал, прижимая ладонь к паху, чтобы унять тупое нытье… Ну что они ему могут сделать?! Что? Вся эта возня с митингом, с задержанием, с обвинением каким-то смешным образом наложилась на вид этого кретина, лейтенанта милиции, на этот кусок сала в кителе, с бабьим лицом над погонами, который тявкал на холоде за двести рэ, люто ненавидя треклятую Прибалтику…
Смех Феликса переключил какой-то рычажок под жирной кожей белого лба лейтенанта милиции.
— Во дает! — скривился в улыбке мент. — Теперь ты мне нравишься, директор. Настоящий русский мужик, — лейтенант вернулся на свое место. — Его хоть под расстрел, а он смеется.
— А что, могут расстрелять? — подначил парень в синей шапочке.
— Не, не расстреляют, — солидно успокоил плуторожий сержант. — Штрафануть — штрафанут, а расстрелять — не расстреляют.
Теперь хохотал весь автобус, словно ехали на пикник… Лейтенант извлек из кармана пачку паспортов и принялся их сортировать, укладывая в папку.
Феликс прикрыл глаза. Сон, думал он, сон… Что же делать? К четырем должны явиться барнаульцы. Вопрос не пустяковый. Обидно, если ускользнут деньги за разработку поточной линии для монтажа плат. После распада Центра с уходом Феликса и группы единомышленников заказ барнаульцев предстоит разделить. Но все равно обидно, если деньги ускользнут. Особенно сейчас, когда дружина ломает голову, как разжиться серьезным банковским кредитом… Что же делать? Надо хотя бы позвонить, предупредить. Или позвонить Платову, в райком партии? Идея! Надо позвонить Платову, тот выручит. Не забыл же он мои угощения в ресторанчике, неподалеку от райкома… У Феликса поднялось настроение.
В конце автобуса завязался разговор. Раздраженный голос гражданина в темных очках помянул пакт Молотова — Риббентропа, по которому Прибалтика потеряла независимость. Тут же кто-то возразил. Еще в сороковом году, до войны, Советскую власть поддержал президент Ульманис, призывая латышей встречать Красную Армию как заступницу. А пакт Молотова — Риббентропа денонсировала Германия с началом войны. Спор в автобусе разгорался. Кто-то настойчиво предлагал дождаться выводов комиссии Верховного Совета по пакту, а потом и вякать. Миротворца обвинили в оппортунизме. Нечего ему было таскаться на митинг. С такими только и бороться за демократию, как же! Дождемся, когда Прибалтика сама возьмется за оружие, не хватает Ольстера на шестой части суши, мало нам Сумгаита, мало нам Ферганы…
— Хватит шуметь! — приструнил лейтенант. — Во, бля… Крикуны.
— Сталина на их нет, — поддакнул сержант. — Он был дал им Прибалтику, верно, товарищ лейтенант?
Лобовое стекло автобуса вбирало улицу Пестеля, расправляя бело-желтые пределы храма Преображения Господня, что замыкал перспективу. Перевалившись через раздолбанные трамвайные рельсы, автобус, отфыркиваясь, обогнул храм и остановился напротив дома № 2 по улице Рылеева.
— Выходи по одному! — скомандовал лейтенант. — Руки за спину. Ясно?! За спину, говорю, руки. Не по Невскому гуляете.
— Что здесь, куда привезли? — заполошили в автобусе. — Почему на Рылеева, а не в Сибирь? — шутили задержанные.
— Тиха! — крикнул лейтенант. — Сборный пункт. Составим протоколы и повезем судить. Вылезай, руки за спину.
«Ну и дела, — думал Феликс. — Какие там шутки, никаких шуток… Руки за спину, это ж надо, фантасмагория, дурной сон…»
Перепустив последнего арестантика, Феликс, прихрамывая, двинулся было к выходу, как его задержал в проходе лейтенант.
— Вот что, директор, совет тебе — особенно не возникай. Составлю протокол так, что тебе прочистят мозги и отпустят. А будешь качать права — получишь пятнадцать суток с метлой, попомни.
— Мне позвонить надо, на работу. Серьезное дело решается, — проговорил Феликс.
— Звонить нельзя. Инструкция. Нарушение порядка, — отрубил лейтенант. — После суда звони сколько угодно. Дело недолгое, директор, не возникай, не советую.
— Я и в райком могу позвонить, — со значением произнес Феликс.
— А ну, давай! Живей! Выходи из автобуса! — взъярился лейтенант. — Угрожает он мне. После суда позвонишь. Хоть в райком, хоть в Пека! Еще раз тебя предупреждаю: будешь качать права, получишь на всю катушку, попомни!
Феликс хмыкнул, демонстративно сунул руки в карманы и поспешил догонять задержанных.
Десять колотых мраморных ступеней в подъезде подвели к дверям с табличкой «Отдел охраны общественного порядка Дзержинского района».