ДАРБУА, АРХИЕПИСКОП ПАРИЖСКИЙ, – ТЬЕРУ, ГЛАВЕ ИСПОЛНИТЕЛЬНОЙ ВЛАСТИ
Милостивый государь!
Имею честь передать Вам предложение, полученное мною вчера вечером, и прошу сделать Вас из него выводы, какие подскажут Вам Ваша мудрость и человеколюбие.
Один влиятельный человек, тесно связанный с г-ном Бланки общностью политических взглядов, а главное, узами старой и прочной дружбы, деятельно занимается вопросом об освобождении г-на Бланки; с этой целью он обратился к комиссарам, от которых это зависит, со следующим предложением:
В случае возвращения свободы г-ну Бланки немедленно будут освобождены следующие лица: архиепископ Парижский вместе со своей сестрой, г-н президент Бонжан, г-н Дегерри, настоятель церкви Мадлен, и г-н Лагард, старший викарий Парижа, тот самый, который вам передаст настоящее письмо.
Предложение это было встречено сочувственно, и меня попросили поддержать его перед Вами.
Хотя я лично заинтересован в этом деле, я все-таки осмеливаюсь рекомендовать его Вашему благосклонному вниманию в надежде, что мои мотивы покажутся Вам вполне благовидными.
Слишком многие обстоятельства способствовали обострению вражды между обеими сторонами, и вот представляется случай прийти к некоторому соглашению, к тому же касающемуся не принципов, а только лиц. Не требует ли благоразумие, чтобы мы пошли этому проекту навстречу и таким образом способствовали подготовке будущего умиротворения? Общественное мнение не поймет отказа в подобном случае.
Во время таких тяжелых кризисов, как нынешний, репрессии и расстрелы, разжигая ярость одних против других, только обостряют положение.
Позвольте Вам сказать без околичностей, что это является вопросом гуманности и заслуживает того, чтобы, при настоящем положении Парижа, Вы обратили на это предложение все Ваше внимание.
Осмелюсь ли я, г-н президент, привести Вам и последний мой довод? Тронутое таким рвением, с каким названное лицо действует в пользу г-на Бланки во имя истинной дружбы, мое сердце человека и священника не могло противостоять его настойчивым просьбам, и я взялся просить у Вас о возможно скорейшем освобождении г-на Бланки, что и делаю сейчас.
Я был бы счастлив, г-н президент, если бы то, о чем я хлопочу, не показалось бы Вам немыслимым; я бы оказал этим услугу многим лицам и моей родине.
Флотт начинал уже беспокоиться, когда получил наконец 16 апреля следующее письмо от Лагарда: