Коммуна

АРХИЕПИСКОП ПАРИЖСКИЙ – СВОЕМУ СТАРШЕМУ ВИКАРИЮ ЛАГАРДУ

Г-н Флотт, обеспокоенный замедлением в возвращении г-на Лагарда и желая сдержать перед Коммуной данное ей слово, отправляется в Версаль, чтобы поделиться своими соображениями с лицом, ведущим переговоры.

Мне остается только предложить г-ну главному викарию точно осведомить г-на Флотта о положении дела и решить вместе с ним, продолжить ли ему свое пребывание в Версале еще на 20 часов, если это абсолютно необходимо, или немедленно вернуться в Париж, если это будет признано более целесообразным.

Архиепископ Парижский

Мазас, 23 апреля 1871 г.

Подателю письма Лагард вручил следующий ответ, набросанный наспех карандашом:

Г-н Тьер все еще удерживает меня здесь, и мне остается только ждать его приказаний. Как я уже несколько раз писал владыке, тотчас же по получении каких-либо новостей я немедленно сообщу ему об этом.

Лагард

Разумеется, он так и остался в Версале и сделался, таким образом, сообщником Тьера, который хотел помешать Коммуне честным путем предупредить гибель заложников.

Бланки был арестован совсем больным у своего племянника Лакамбра; легко было предположить, что он уже умер. И вот сестра его – г-жа Антуан – обратилась к Тьеру со следующим письмом:

Г-НУ ТЬЕРУ, ГЛАВЕ ИСПОЛНИТЕЛЬНОЙ ВЛАСТИ

Г-н президент!

Пораженная уже больше двух месяцев болезнью, отнимающей у меня мои последние силы, я надеялась, однако, найти в себе достаточно сил для того, чтобы лично явиться к Вам по моему делу. Однако продолжающееся болезненное состояние принуждает меня в настоящее время от этого отказаться.

Я поручаю моему единственному сыну отправиться в Версаль и передать Вам это письмо; осмеливаюсь надеяться, г-н президент, что Вы благосклонно отнесетесь к моей просьбе.

Каковы бы ни были события, никогда во имя их не отрицались ни права человека, ни права семьи. Вот во имя этих прав я обращаюсь к Вашему чувству справедливости, чтобы узнать о состоянии здоровья моего брата, Луи-Огюста Бланки, который был арестован 17 марта с. г. совсем больным. С тех пор я не имела от него ни одного слова и страдаю от мучительного беспокойства о его здоровье, которое уже давно надломлено.

Если, г-н президент, моя просьба о свидании с братом превышает пределы того, в чем Вы могли бы мне не отказать; если Вы не в силах разрешить мне хотя бы кратковременного свидания с ним, Вы не сможете, конечно, отказать несчастной семье, от лица которой я ходатайствую перед Вами в разрешении моему брату написать Вам несколько слов, которые могли бы нас успокоить; со своей стороны и мы дали бы ему знать, что он не забыт в несчастье своими родными, которые продолжают любить его, как он того заслуживает.

Вдова Антуан, урожденная Бланки