Коммуна

Администрация Новой Каледонии не говорила мне никогда о том, что в ее руки попал мой план накануне его осуществления.

Шестьдесят девять жен наших товарищей прибыли к нам на транспорте «Фенелон», мужественно пожелав разделить со своими мужьями их горькую долю.

На самом полуострове состоялось несколько браков.

Анри Плас женился на Марии Кайе, очень хорошей девушке, храбро сражавшейся на баррикадах в майские дни.

Лонглуа женился на Елизавете Деш. Много ссыльных жили по-семейному.

Г-жи Дюбо, Арнольд, Пен, Дюмулен, Делавиль, Леру, Пиффо и некоторые другие вернулись к прежней семейной жизни: под ветвями ниаули росли дети и были гораздо счастливее тех, единственным приютом которых были исправительные дома, куда их посадили за расстрел их же отцов.

Простые ссыльные, поселенные на Сосновом острове, были лишены сношений с внешним миром в большей степени, чем мы, так как были отрезаны от него 20 милями морского пути. Они сносились с внешним миром исключительно путем писем, проходивших через руки администрации.

И вот одни из них сошли с ума, как Альбер Грандье, сотрудник «Призыва», все преступление которого заключалось в нескольких газетных статьях. Другие теряли терпение, становились вспыльчивыми и раздражительными. Четверо были осуждены на смерть за то, что избили одного из своих уполномоченных. Казнь была приведена в исполнение, причем в числе казненных был один, виновный лишь в том, что находился в дружеских отношениях с остальными (сам он не был замешан в деле).

Перед казнью их заставили пройти перед приготовленными для них гробами; они шли, улыбаясь, радуясь тому, что навсегда избавляются от страданий.

Солдаты карательного взвода дрожали, и осужденные должны были всячески подбодрять их.

Перед казнью они поклонились в сторону товарищей и, не бледнея, ждали роковой минуты.

Администрация не хотела выдать их трупы.

«Позорные столбы» были выкрашены красной краской: они оставались на том же месте до окончания срока ссылки.

Когда кого-нибудь из ссыльных Соснового острова присуждали к тюремному заключению, их отвозили отбывать наказание на полуостров Дюко: таким образом, мы узнавали об их жизни во всех ее подробностях.

11 марта 1875 года двадцать ссыльных Соснового острова пытались бежать в Австралию на барке, сооруженной ими самими. 18 м а р т а того же года, т. е. через неделю, на берег были выброшены обломки этого судна, но от беглецов не осталось ни клочка одежды, ни куска одеяла, ни одного трупа.

Растерзали ли их акулы? Или, быть может, их убили туземцы какого-нибудь из островков, которыми усеян этот океан, как небо звездами? Или же они уплыли так далеко, что заблудились среди этих неведомых островков и не смогли добраться до какой-нибудь твердой земли? Вот фамилии этих двадцати человек: Растуль, Совэ, Сави, Демулен, Ганье, Берже, Шабрутти, Руссель, Сорель, Ледрю, Луи Леблан, Массон, Дюшен, Галю, Гинь, Адан, Бартелеми, Пальма, Жильберт, Эда.

18 марта, в тот самый день, когда на берег выбросило обломки их лодки, скончался Марото в больнице на острове Ну.

Этот остров Ну был самым мрачным из адских кругов.

Там жили Аллеман, Амуру, Бриссак[208], Альфонс Эмбер[209], Левье, Кариа, Фонтен, Дакоста, Лисбонн, Люсинпиа[210], Рок де Фильоль, Тренке, Урбен и некоторые другие самые испытанные и самые дорогие наши товарищи. Они были скованы двойной цепью и волочили на ноге ядро, рядом с теми из уголовных преступников, которых считали наиболее закоренелыми. Последние сначала всячески издевались над ними, но под конец стали уважать их.

Представьте себе две согнутые в локтях руки, одна против другой: так выглядят на карте полуостров Дюко и остров Ну; в глубине же рейда, который вдается как бы между плечами, расположена Нумея.

С западной бухты можно видеть здания острова Ну: ферму и рядом с ней пушечную батарею. Как долго, бывало, стоишь на берегу, созерцая эту пустынную землю!

К концу нашей ссылки заключенные с острова Ну были переведены на полуостров Дюко. Какой это был торжественный праздник – единственный с 1871 года день, отпразднованный нами. Он обошелся нам недешево.

Для погони за беглецами администрация пользуется канаками, причем выбирает из них наиболее диких и дрессирует, обучая продевать пленнику между крепко связанными руками и ногами палку, за которую берутся с двух сторон (так переносят здесь свиней); это называется т у з емн ой п ол ици ей. Удивительно, что до сих пор еще не прислали из Парижа на подмогу этой полиции несколько хорошо обученных рот солдат; и странно также, что канаков не отправляют во Францию на подмогу нашей полиции.

Не все канаки развращены таким образом, не все служат в полиции: часть их не могли вынести притеснений французской администрации и начали восстание, охватившее несколько триб[211].

Некоторые из ссыльных держали сторону канаков, другие были против них. Я всецело была за них. Между нами происходили частые споры; однажды у Западной бухты мы так горячо спорили, что весь караульный пост сбежался к нам, желая узнать, в чем дело. Нас было только двое, но орали мы, как тридцать человек.