Конан. Путь к Трону

Поднявшееся солнце уже согрело прохладный весенний воздух, но Декситея била дрожь. Он не любил подобные сны, — они, словно мелкие камушки, падали в глубокий колодец его безмятежного спокойствия. Кроме того, ни у кого в лагере мятежников не было таких сверкающих, изумрудных глаз, — иначе он уже давно приметил бы их необычность.

* * *

Вздымая пыль, герольд поскакал в Мессантию, — посланец известил вождей восстания о решениях городского совета.

Великан-киммериец, стоя в своей палатке, — слуги одевали его для утренних упражнений с оружием, — едва сдерживал ярость. Когда собрались Просперо, Троцеро, Декситей, Публий и другие, он заговорил резко, цедя слова сквозь зубы:

— Одним словом, друзья, Его Величеству угодно, чтобы мы ушли на север, в степи, на расстояние девяти лиг от Мессантии, по меньшей мере. По мнению короля Мило, наша близость к его столице подвергает опасности как город, так и наше дело. Наши ратники, по его словам, в последнее время развлекаются слишком шумно, буянят, нарушая, тем самым, покой короля и причиняя немало хлопот страже.

— Этого я и боялся, — вздохнул Декситей. — Наши воины стали слишком охочи до кубка вина и ночных забав в постелях красавиц. Вообще говоря, наивно было бы ожидать, что ратники — в особенности те, что собрались у нас в лагере, — будут вести себя, словно благонравные монахи.

— Верно, — промолвил Троцеро. — К счастью, мы готовы покинуть город прямо сейчас. Когда мы должны выступить, Командор?

Конан резким движением застегнул свою перевязь. Синие глаза его по-львиному сверкали из-под черных прядей, ровно спадающих на лоб.

— Он дал нам десять дней на сборы, — бросил он, — но я бы выступил прямо сейчас. В Мессантии слишком много глаз и ушей, чтобы я мог быть спокоен, и у многих наших солдат слишком длинные языки, которые очень легко развязать за чаркой вина. Девять миль или девяносто — все равно, только бы уйти из этого шпионского гнезда.

Так что, давайте оставим этот город, друзья. Отмените все отпуска и вытащите людей из кабаков, — силой, если нужно. Сегодня ночью я возьму с собой отряд разведчиков и поеду вперед, чтобы осмотреть дорогу и выбрать новое место для лагеря. В мое отсутствие командовать войском будешь ты, Троцеро.

Они вскинули вверх оружие в знак прощания, и Конан удалился. За оставшиеся полдня люди были собраны, провиант подготовлен, снаряжение погружено на телеги. Наутро, не успело солнце коснуться золотых шпилей Мессантии своими лучезарными копьями, палатки были убраны и отряды построены для перехода. Призраки туманов еще витали в ложбинах, а войско было уже в пути — рыцари и йомены, лучники и копейщики; впереди, сзади и по обе стороны шли разведчики и дозорные.

Конан с отрядом пуантенских конников двигался на север — туда, где землю скрывала мгла. Этот дикий воин не особенно доверял дружбе короля Мило. Короли делают то, в чем их убеждают; и, может статься, шпионы Нумедидеса уже убедили владыку Аргоса вступить в союз с правителем Аквилонии, не полагаясь на непредсказуемую судьбу бунтовщиков. Безусловно, Аргос знал, что если восстание обречено на провал, то месть Аквилонии будет скорой и сокрушительной. И если король замыслил разделаться с ними, то лучше всего напасть на войско во время перехода, когда люди измотаны, разрознены и отягощены своим снаряжением.

* * *

И вот Львы двинулись на север. Отряд за отрядом шло полуобученное войско по пыльной дороге, переправлялось через реки, переваливало через Дидимейские холмы. Никто не нападал на них, никто не беспокоил, никто не таился в засаде. Может быть, подозрения Конана по отношению к королю Мило были беспочвенны; может быть, войско было слишком сильным, чтобы аргосцы отважились напасть на него. Могло быть и так, что король выжидал благоприятный момент, чтобы обрушиться на мятежников. Был он другом или тайным врагом, — Конан радовался своей осторожности.

Когда его войска благополучно прошли дневной переход, Конан, приехавший оттуда, где он выбрал новое место для лагеря, позволил себе немного отдохнуть. Теперь они были вне предела досягаемости шпионов, наводнявших кривые улочки Мессантии. Его разведчики и дозорные разъезжали по окрестностям; если в деревнях мятежники встречали недружелюбные взгляды, Конан лично следил за тем, чтобы разведчики обратили внимание на их обладателей. Ничего не было обнаружено.

Великан-киммериец доверял немногим и никому не доверял слепо. Долгие годы войны, долгие годы, проведенные «вне закона», обострили его кошачью чувствительность, его осторожность. Тем не менее он знал этих людей, которые шли за ним, его дело было их делом. И поэтому ему никогда не пришло бы в голову, что шпионы могут уже быть и в его лагере, а недоброжелатель — таиться за его спиной.