Два дня спустя мятежники перешли вброд реку Астар в Ипсонии и вышли на Паллосскую равнину. На севере высились Рабирийские горы, их розоватые зубчатые пики, точно великаны, шагали в закат. Лагерь был устроен там, где начиналась равнина, на низком, пологом холме; окопанный рвом и укрепленный валом, он представлял собой неплохое укрытие. Пока из Мессантии и окрестных деревень поступало продовольствие, ратники могли упражняться здесь в воинском искусстве, — перед тем как переправиться через Алиману и войти в Пуантен, южную провинцию Аквилонии.
На следующий день воины взяли в руки лопаты, кирки и мотыги и, недовольно ворча, принялись возводить вокруг лагеря защитный вал. Отряд конников выехал назад, чтобы встретить отставший продовольственный обоз и сопровождать его на пути в лагерь.
Ночью, во время второй стражи, из темной палатки Конана выскользнула гибкая тень. Все кругом было залито лунным светом. Длинный, до пят, шерстяной плащ цвета янтаря скрывал ее очертания. Тень подошла к другой тени, прятавшейся за соседней палаткой.
Они обменялись приглушенным вОзгласом приветствия. Затем тонкие, все в кольцах, нежные пальчики нашли грубую, черную от работы ладонь и вложили в нее клочок пергамента.
— Тут на карте я отметила проходы, которыми мятежники пойдут в Аквилонию, — голос женщины был мягок, вкрадчив — точно кошка мурлыкала. — И расстановку отрядов.
— Я все передам, — прошептал ее собеседник. — Хозяин позаботится о том, чтобы это попало к Прокасу. Ты хорошо поработала, леди Альсина.
— Это еще не все, Кесадо, — проговорила женщина. — Нельзя, чтобы нас видели вместе.
Зингаранец кивнул и скрылся во мраке. Танцовщица откинула капюшон, серебристый лунный свет упал на ее лицо. Могучие руки Конана-киммерийца совсем недавно выпустили ее тело из страстных объятий, но черты ее хранили печать ледяного спокойствия. Бледное, правильной формы лицо напоминало маску, высеченную из желтоватой слоновой кости; изумрудные глаза, бездонные и холодные, были полны злобы, презрения и насмешки.
Этой ночью, когда все войско мятежников спало посреди Паллосской равнины, окруженной полукольцом Рабирийских гор, из лагеря исчез один новобранец. Его отсутствие было замечено только на утренней перекличке. Троцеро решил, что этому не стоит придавать значения. Дезертир, зингаранец по имени Кесадо, был известен как лодырь, вечно притворявшийся больным, чтобы увильнуть от работы, и войско немного потеряло в его лице.
Кесадо хорошо притворялся. На самом деле он был кем угодно, но только не лодырем. Искусный шпион, он всегда был начеку, смотрел, слушал, писал краткие, но точные донесения и ловко скрывал это под маской бездельника. И этой ночью, когда весь лагерь был погружен в сон, он увел с выгона коня и, обойдя сторожевые посты, покинул лагерь. Теперь он уже скакал на север, неутомимо преодолевая лигу за лигой.
Десять дней спустя, весь запыленный, забрызганный грязью, еле держась в седле от усталости, Кесадо доскакал до главных ворот Тарантии. На груди его была секретная метка — условный знак звезды, — пароль, по которому Кесадо немедленно провели к Вибию Лат-ро, канцлеру Нумедидеса.
Глава шпионов, нахмурившись, склонился над доставленной Кесадо картой — той самой, которую под покровом ночи передала Альсина.
— Почему ты привез ее сам? — сталь звучала в голосе Вибия Латро. — Ты ведь знаешь, что ты должен быть там, в лагере мятежников.
Зингаранец пожал плечами:
— Не было никакой возможности послать ее с почтовым голубем, мой господин. Когда я присоединился к шайке бунтовщиков, мне пришлось оставить всех моих птиц в Мессантии, поручив их заменившему меня Фадию Котианцу.
Взгляд Вибия Латро был по-прежнему холоден.
— Почему же в таком случае ты не передал карту Фадию, который мог переслать ее сюда обычным способом? Ты должен был оставаться в гнезде изменников, чтобы знать, что там творится. Я рассчитывал, что твой кинжал будет торчать в спине Конана.
Кесадо беспомощно развел руками.
— Когда госпожа Альсина срисовала эту карту, войско было уже в трех днях пути от Мессантии. Едва ли мне удалось бы испросить шестидневный отпуск, чтобы побывать там и вернуться, не возбудив подозрений. Если бы я ушел, как дезертир, меня искали бы в Аргосе, могли найти и подвергнуть допросу. Покинув лагерь без разрешения, я уже не мог вернуться обратно. И, кроме того, голуби иногда теряют дорогу, попадают в когти соколов и диких кошек, их убивают охотники. Я подумал, что будет лучше, если я сам доставлю такое важное донесение.
Канцлер скривился и хмыкнул:
— Что же ты не доставил его прямо маршалу Прокасу?
Холодные мурашки поползли по спине Кесадо, на землистом лбу и заросших щетиной щеках выступила испарина. Тому, кто вызывал неудовольствие Вибия Латро, это не так-то легко сходило с рук.
— Маршал П-прокас не знает меня, — голос шпиона звучал жалобно. — Тайная метка у меня на груди ничего не говорит ему. Только ты один, мой господин, держишь в своих руках все пути, которые связывают разведку с военным командованием.
Узкая улыбка скользнула по непроницаемому лицу его собеседника.