Конан. Путь к Трону

Каждый день, в полдень, Конан производил смотр своих войск. Затем он обедал в лагере — по очереди в походной палатке каждого отряда, — ибо хороший полководец обязан знать своих людей по имени и лично поддерживать их дух и верность. Спустя несколько дней после того, как Просперо завел разговор о подружке из Мессантии, Конан обедал у конников. Он сидел среди простых воинов и отпускал двусмысленности, деля со своими соседями мясо, хлеб и горьковатый эль.

Услышав вдруг чей-то картавящий голос, Конан оглянулся. Неподалеку стоял узколицый зингаранец, — Конан вспомнил, что уже видел его где-то, — он сопровождал свой рассказ красочными жестами, — Конан на полуслове оборвал свой анекдот и прислушался: торговец говорил о женщинах, и Конан почувствовал, как кровь жидким огнем потекла у него в жилах.

— Вот есть такая танцовщица, — громко говорил зингаранец, — волосы черные, как воронье крыло, а глаза зеленые, как два изумруда. Губы алые, мягкие, вся такая гибкая, — просто околдовывает. А груди — как спелые гранаты! — он руками изобразил все это в воздухе.

— Каждую ночь она пляшет в гостинице «Девять Мечей», перед стражниками, те играют в кости, а она раздевается, покачиваясь, у мужчин на глазах. Но эта Альсина — редкая птичка, — надменная, капризная, она кружит головы, но всем отказывает. Она еще не встречала мужчину, который мог бы пробудить в ней страсть, — по крайней мере, она так говорит.

— Надо думать, — прибавил Кесадо, двусмысленно подмигнув, — здесь, в этой палатке, найдутся пылкие воины, чтобы укротить своенравную красотку. Вот даже хотя бы сам наш бесстрашный маршал...

Туг Кесадо почувствовал взгляд Конана. Он осекся и поклонился:

— Тысяча извинений, храбрый Командор. Твое превосходное пиво развязало мне язык, да так, что я, бедный, совсем забылся. Соблаговоли простить мне эту оплошность, прошу тебя, мой добрый господин.

— Ладно, ладно, — буркнул Конан и, нахмурившись, вернулся к своей трапезе.

Но в этот самый вечер он справился у слуг о том, как найти гостиницу «Девять Мечей». Кесадо, стоявший в тени, видел, как Конан вскочил в седло и, в сопровождении одного лишь грума, поскакал к Северным воротам. По губам его скользнула самодовольная усмешка. 

III. Изумрудные глаза

Когда лазурное небо оделось зарею, пение серебряной трубы возвестило о прибытии вестника короля Мило. Бравый герольд в расшитом камзоле поверх кольчуги прогарцевал на гнедой кобыле по лагерю мятежников, высоко поднимая руку, сжимавшую запечатанный и перевитый лентой свиток. Вестник окинул пренебрежительным взором поле для учений, — там кипела жизнь, пестрая толпа строилась на перекличку. Он громогласно потребовал препроводить его к палатке маршала Конана, и тогда один из людей Троцеро повел кобылу в центр лагеря.

— Что-то неладно, — шепнул Троцеро жрецу Декситею, не сводя глаз с аргосского герольда.

Сухощавый, лысоватый служитель Митры перебирал четки.

— Нам уже нужно привыкать к бедам, мой господин, — молвил он. — И ты знаешь, — впереди нас ждут беды много больше этой.

— Ты говоришь о Нумедидесе? — спросил князь, криво усмехнувшись. — К этому мы готовы, мой добрый друг. Я говорю о сложностях с королем Аргоса. Я чувствую, что из-за того, что Мило предоставил мне возможность собирать здесь людей, он теперь не в ладах со многими из тех влиятельных чужеземцев, что осели в столице. Похоже, Его Величество уже начинает раскаиваться, что предоставил нам удобное место для лагеря.

— Да, — подал голос Публий, — коренастый казначей уже успел присоединиться к беседе. — Я не сомневаюсь в том, что таверны и закоулки Мессантии давно кишат шпионами из Тарантии. Нумедидес ловко заставит короля Аргоса убедиться в том, что ему теперь не стоит поддерживать нас.

— Король был бы глупцом, если бы пошел на это, — размышлял вслух Троцеро, — наше войско здесь и готово броситься в бой.

Публий пожал плечами:

— До сих пор владыка Мессантии был нашим другом. Но короли вероломны по своей природе, и даже самые благородные из них руководствуются внешними обстоятельствами. Поглядим, посмотрим... Интересно, какие дурные вести принес этот надменный герольд?

Публий и Троцеро удалились к своим обязанностям, оставив Декситея, отрешенно перебиравшего молитвенные четки. Говоря о грядущих бедах, он думал не только о предстоящей битве. Зловещее предчувствие томило его.

Прошлой ночью привиделся ему тревожный сон. Бог Митра часто посылал своим верным служителям прозрение будущего в сновидениях, и теперь Декситей гадал, не был ли его сон пророческим.

Ему снился бой, маршал Конан, бьющийся с врагами, зовущий своих воинов вперед, разящий мечом направо и налево. Но за спиной великана-киммерийца пряталось смутное, едва уловимое НЕЧТО. Сознание, скованное дремотой, не могло определить, чем было это таящееся; видны были только кошачьи глаза, изумрудным огнем горевшие из-под капюшона. Тень эта неизменно стояла у Конана за спиной — там, где он был неприкрыт, там, откуда он не ждал удара.