Конец осиного гнезда

— Нет, это не санатории, — быстро ответил он, сделав ударение на слове «не». — Санаториями они именовались недолго — с момента воссоединения с так называемой родной Украиной и до июня сорок первого года. А теперь они обрели свои имена, полученные при рождении: виллы, пансионы, отели. Через полгодика можете заглянуть сюда без всякой путевки, а просто с денежками в кармане. Денежки, и больше ничего. За них вы получите и питание, и лечение, и удовольствие. Мало вам кровати — берите комнату, мало комнату — берите две, снимайте целую виллу. Вот как, мой друг! Ясно?

— Вполне.

— Кстати: вы этот подвиг совершили впервые?

— Что вы имеете в виду?

— Ваше путешествие, конечно.

— Да, впервые.

— Молодец! Я сам люблю рисковать и не терплю трусов…

Мы бродили по улицам местечка. Доктор показывал мне местные достопримечательности, долго и восторженно объяснял значение минеральных источников, громко произносил их названия.

Уже вечерело, когда мы направились к нему на квартиру. Это был маленький коттедж с балконом, увитым плющом.

Доктор распорядился насчет ужина. Как только он закончил переговоры с хозяйкой, я передал ему письмо Гюберта.

В дороге у меня несколько раз возникала мысль ознакомиться с содержанием письма, но я опасался последствий. Оно могло быть запечатано с расчетом на мое любопытство. Я помнил один из советов полковника Решетова — уделять особое внимание мелочам, которые подчас могут свести на-нет результаты большой и трудной работы.

Пока доктор читал письмо, я думал о том, что вот уже более двух часов, как мы вместе, а мой собеседник еще ни разу не спросил о делах «на той стороне». Очевидно, об этом его информировал Гюберт.

Прочтя письмо, доктор фыркнул и протянул его мне.

— Познакомьтесь, чтобы знать повадки и характер своего начальства, — предложил он.

В письме речь шла исключительно об успехах капитана на охоте. Затем в нескольких словах сообщалось о приезде на опытную станцию Габиша. Все это не представляло интереса.

— Ну как? — спросил доктор, когда я возвратил ему письмо.

— В отношении чего?

— В отношении охотничьих увлечений нашего с вами шефа.

— Что можно сказать? Охота, конечно, увлекательное и полезное занятие. Я ведь тоже…

Доктор прервал:

— Понимаю, что́ вы тоже. Прошу к столу, — пригласил он меня и, разливая вино по стаканам, продолжал: — Для капитана охота — все. Это какой-то маниак. Найдите ему выводок тетеревов, глухариный ток, берлогу медведя и предупредите, что вся эта ерунда находится где-то у чертей на куличках, — все равно пойдет. Габиш ему давно предсказал, что когда-нибудь партизаны его подстрелят вместо тетерева и сделают из него чучело. Но при всем этом Гюберт не глупый, далеко не глупый человек. — Отодвинув от себя пустую тарелку из-под куриного бульона, доктор неожиданно спросил: — Ну, и зачем вы ко мне пожаловали?

Я сказал, что не знаю, это должно быть известно ему.

— Ясно, доктор должен все знать. Я к этому уже привык. Все знать, все уметь, ничего не бояться и никогда не ошибаться. Иначе… — Он не окончил фразы, закурил сигару и вновь наполнил стаканы.

Выждав момент, когда доктор прервал свою речь, я решил вернуть его к разговору о причинах моего приезда сюда.

Все дело сводилось, оказывается, к тому, что в самое недалекое время, через два-три месяца, он вслед за мной тоже должен появиться за линией фронта. Там мне придется работать под его руководством. Я прислан сюда подробно информировать его об обстановке и возможности работы «на той стороне», обсудить условия и места встреч, разработать способы связи, дать характеристику людям, которых можно использовать.

Чем дальше углублялся он в объяснения, тем больше я убеждался, что доктор хорошо осведомлен о жизни в Советском Союзе и что бывал он там, видимо, не раз.

Я мысленно поставил рядом с доктором Гюберта. И по внешним признакам и по характеру это были совершенно противоположные люди. Гюберт слушал меня, а сам не высказывал ничего, что я мог бы использовать. Доктор, наоборот, заставлял слушать себя.

Весь вечер мы обсуждали предстоящую «на той стороне» работу. Спать легли поздно.

Весь следующий день просидели с доктором в комнате: шел мелкий осенний дождь. Я рассказывал — доктор слушал и задавал вопросы. Мы вместе разработали условия связи, составили код, наметили наиболее вероятные пункты встречи.

— Значит, нам придется работать вместе? — спросил я, когда мы переговорили, кажется, обо всем.

— Иначе вы не сидели бы сейчас здесь, — ответил он. — На кой же чорт такие знакомства? В нашем деле они только вредны. Работать вместе и в самом скором времени — вот что нам предстоит.

Доктора не особенно устраивал прыжок с самолета. Он признался, что питает отвращение к этому виду спорта гораздо большее, чем к охоте, но прыжок был неизбежен.

— Придется все-таки прыгать, — сказал он невесело. — Другого выхода нет. Это даст возможность избегнуть прифронтовых особых отделов и других неприятностей, связанных с переходом линии фронта.

На Саврасова доктор возлагал большие надежды, считая его служебное положение удобным для «чертовски интересных дел».