На меня Константин смотрел с неприязнью, даже с плохо скрываемой ненавистью. Возможность откровенных бесед исключалась. Мы говорили только о том, что относилось к делу.
Заниматься сегодня не было никакого желания. Голова была полна совсем другими мыслями. Да и Константин слушал меня невнимательно. Несколько раз я замечал, как во время моих объяснений он сосредоточенно смотрел в окно и думал о чем-то своем.
Кое-как окончили урок. Отпустив Константина, я пошел к Похитуну. Он лежал на постели обутый, положив ноги на спинку кровати.
— Есть возможность завтра утром до занятий отлучиться, — сказал я.
— Именно?
— Предлагаю вылазку в казино. Угощение мое.
— По случаю чего?
— А если без всякого случая? Не согласны?
— Господи! — Похитун сполз с кровати. — Согласен и по случаю и без случая. Готов, как штык-юнкер! — И он выпятил вперед свой круглый живот.
— Скучно, — притворно вздохнул я, — а денег полно, и пристроить их некуда. Надо пить.
— Одобряю… Полностью одобряю, — разглагольствовал Похитун. — Вино — утешение заблудших душ: вам хорошо, вы сами себе хозяин, а я в ярме. Все мое содержание, до последней марки, переводится дражайшей супруге. Она у меня очень экономная женщина.
С утра со мной занимался немногословный, до крайности педантичный инструктор радиодела Раух.
От него трудно было услышать лишнее, не относящееся к делу слово. Он говорил лишь о том, что мне следовало знать, и только. На урок ушло два часа: час на фото- и час на радиодело.
После занятий мы наконец выбрались с Похитуном в город.
Вокруг все захлестнул холодный туман. На повороте дороги, недалеко от опытной станции, мимо нас проплыли две закрытые автомашины, разбрызгивая по сторонам жидкую грязь. Грязью обдало и Похитуна. Он выругался и прибавил шагу.
На развилке дороги Похитун сошел на тропинку, которая вела к городу стороной.
— Зачем такой маневр? — спросил я.
— Идемте скорее. Это летчики. Приехали за объектами для бомбежки. На станции меня сейчас же хватятся.
— Так, может быть, вернемся? — спросил я шутя.
— Что вы! — запротестовал Похитун. — Я нарочно свернул сюда. Ведь, кроме нас, тут никто не пойдет. Грязь непролазная.
Он чуть не бежал по тропе вприпрыжку, тяжело дыша и посапывая. Я еле поспевал за ним.
— Ко мне оживление приходит, как вы заметили, после вина, а у вас наблюдается обратное явление, — сказал я.
Похитун ничего не ответил, закашлялся, сбавил шаг и тяжело вздохнул.
До города дошли благополучно.
Казино, как и вчера, пустовало: заняты были всего три столика. Оркестр тихо завывал в темном углу зала.
Мы уселись за крайний стол, который был как будто чище других. Я поставил целью напоить Похитуна, чтобы как можно скорее избавиться от него и самому очутиться там, где я видел вчера условные знаки.
Подали бутылки с вином и водкой. На закуску принесли маринованную рыбу, голландский сыр и соленые грибы.
Мы выпили по стакану: я — вина, Похитун — водки, и принялись за еду. И в это время в зал вошел унтер-офицер Гейнц Кан.
Голова у Похитуна как-то странно втянулась в плечи, и он стал похож на горбуна.
Гейнц Кан подошел к столу, посмотрел на меня, жадно облизал большие, толстые губы и, немного наклонившись к Похитуну, что-то сказал ему по-немецки. Что именно, я не расслышал.
— Так и знал, чуяло сердце, — с плачущей миной проговорил Похитун, — без меня не обойдутся. — Он быстро наполнил стакан водкой, выпил и набросился на еду.
Тем временем я взял бутылку и начал вновь наполнять стакан. Предполагая, что я делаю это для него, Похитун подарил мне благодарный взгляд. Но я поднес стакан Гейнцу Кану. Тот глупо улыбнулся и медленно, сквозь зубы, не выпил, а скорее высосал содержимое стакана. Похитун с нетерпением смотрел на него, ожидая своей очереди.
Через минуту они оба вышли из зала.
Я остался один. Это получилось как нельзя кстати. Лучшего и не требовалось. Расплатившись, я вышел на улицу и не торопясь направился к бане.
По-прежнему все обволакивал туман, моросил холодный дождь. Около бани никого не было. Я остановился, осмотрелся. Безлюдно и тихо. Приблизился к стене и прибавил угольком к одной надписи условную букву. Затем то же самое проделал на углу бани у второй надписи. Теперь каждая из них выглядела так: С К/4. Согласно договоренности, буква «С» означала следующее: «Я здесь. Все в порядке. Ожидайте указаний. Стожаров».
Часа через три после обеда я впервые увидел помощника Гюберта — Отто Бунка. Это был типичный, белобрысый, небольшого роста немец с разноцветными глазами, точно они были у него искусственные. Он все время где-то отсутствовал. Сегодня мне пришлось его встретить при следующих обстоятельствах.
Меня вызвал Гюберт и спросил:
— Современных советских писателей знаете?
Я ответил утвердительно.
— Тогда одевайтесь и садитесь в мою машину.
Одевшись, я вышел к машине, в которой сидел шофер. Уже сгущались сумерки. Вскоре появился Гюберт и с ним невысокий немец, оказавшийся, как я узнал позже, Отто Бунком. Мы поехали втроем.