Конец осиного гнезда

Поездка, занявшая более двух часов, никакого интереса не представляла. В центре города в одном из домов Гюберт указал мне на большую груду книг, сваленных в угол, и предложил отобрать и отложить в сторону те из них, которые принадлежали перу советских писателей. Видимо, они ему для чего-то понадобились.

На обратном пути Отто Бунк сказал Гюберту по-немецки о прибытии нового авиационного полка тяжелых бомбардировщиков дальнего действия. Он добавил при этом, что полк разместился рядом с селом Паточным. Это мне надо было запомнить.

У ворот опытной станции мы вышли из машины и направились к калитке. В это время за лесом, в городе, один за другим раздались подряд шесть взрывов с раскатами.

Гюберт, взявшийся рукой за железное кольцо на калитке, застыл в неподвижной позе, потом повернулся и спросил своего помощника:

— Это еще что за новость?

Отто Бунк недоуменно пожал плечами.

Несколько мгновений они простояли в молчании.

— Позвоните в город и узнайте, — сказал Гюберт, открыл калитку и вошел во двор.

Когда я достиг порога своего дома, раздались еще два взрыва, меньшие по силе, чем первые; затем последовали одиночные выстрелы из винтовок, несколько автоматных очередей, и все стихло.

В комнате было темно. Не погасшие в печке угли сквозь щели чугунной дверцы бросали на пол полоски розового света. Не зажигая лампы, я быстро включил приемник. «Неужели опоздал?..»

— «У нас нет такой задачи, чтобы уничтожить Германию…» —

раздался в эфире такой спокойный и уверенный, такой родной и близкий голос Сталина.

Значит, не опоздал!

Дрожащей рукой я как можно тщательнее отрегулировал настройку и замер, жадно ловя каждое слово.

— «…ибо невозможно уничтожить Германию, как невозможно уничтожить Россию. Но уничтожить гитлеровское государство — можно и должно».

Буря аплодисментов прервала слова вождя, и я приглушил слышимость.

— «Наша первая задача в том именно и состоит, чтобы уничтожить гитлеровское государство и его вдохновителей…

Наша вторая задача в том именно и состоит, чтобы уничтожить гитлеровскую армию и ее руководителей…

Наша третья задача состоит в том, чтобы разрушить ненавистный «новый порядок в Европе» и покарать его строителей.

Таковы наши задачи».

Я встал со стула и вместе со всеми, кто там, далеко в Москве, смотрел на великого Сталина, тихо аплодировал. К горлу подкатывал клубок, я чувствовал, что глаза становятся влажными, что радость неудержимо распирает грудь и заставляет бешено колотиться сердце.

Но это только на мгновение. Я снова собран. Я снова вслушиваюсь в опасную темноту вокруг. Здесь тоже фронт, здесь мой передний край. Здесь нам тоже нужна победа.

Я уже ложился спать, когда ко мне в комнату вошел Похитун.

— Сволочи… что они хотят этим доказать? — сказал он с нескрываемым раздражением. — Все равно выловят всех до одного.

— О ком это вы? — спросил я с удивлением.

Похитун остановился против меня и, снизив голос до шопота, сказал:

— Вы знаете, что произошло в городе?

Я отрицательно покачал головой.

— Взрывы слышали?

— Да, и взрывы и стрельбу.

— Эти бандиты — патриоты — подняли на воздух казарму батальона эсэсовцев и бросили две бомбы в помещение гестапо. Убито около шестидесяти человек и в том числе девять офицеров. — Он опять зашагал по комнате. — Надо расстрелять каждого десятого без разбору, не считаясь ни с полом, ни с возрастом… Только стрелять! А еще лучше — вешать… Вешать беспощадно, иначе они будут продолжать свои бандитские выходки. Подумать только…

Я торжествовал.

Нет, не склонили советские люди свои головы перед оккупантами! И не склонят! Не бывать тому! Молодцы патриоты-горожане! Хороший подарок преподнесли они Октябрьской годовщине, отлично отметили всенародный праздник. Надолго этот вечер запомнится гитлеровцам!

Излив свою злобу, Похитун ушел.

Я улегся в кровать и отдался своим мыслям.