— А ну их… — Похитун наступил на штанину, она треснула, и он выругался.
— Кого это «их»?
— Успехи, успехи эти самые…
— Во всяком случае, с такими результатами капитан с охоты еще не возвращался.
— Ничего тут удивительного нет, — ответил Похитун, отыскивая место, где разорвал штанину. — Кольчугин — местный человек и лес, конечно, знает.
— Он охотник хороший?
— Может быть. Зато человек противный.
— Вот как! — удивился я. — А капитан, наоборот, его хвалит.
— «Капитан, капитан»! — с нескрываемой досадой перебил меня Похитун. — Что капитан? Ему нужны тетерева, охота, а мне…
— А вам что?
— Мне на все наплевать: и на тетеревов, и на зайцев, и на охоту. Измучился я, как собака!
— Но при чем же здесь Кольчугин?
— При том…
— Непонятно.
— При том, что он грубиян, подлиза и пошляк, ваш Кольчугин! — со злостью выпалил Похитун.
— Почему мой?
— Потому что вы его подсунули капитану. Сам капитан говорит.
— Так и говорит, что подсунул?
— Ну, не так, а что-то вроде этого: рекомендация, протеже…
Я рассмеялся.
— Чего вы смеетесь? — сердито спросил Похитун.
— Вы очень близко к сердцу принимаете появление конкурента в лице Кольчугина.
Похитун вновь разразился руганью и решительно заверил меня, что на охоту больше ездить не будет. Он не намерен лазать по пояс в снегу, заменяя собаку, и мерзнуть.
— Я никогда, даже в молодые годы, не имел никаких охотничьих наклонностей, а теперь и подавно, — заявил он.
Одевшись кое-как, Похитун уже в более миролюбивом тоне попросил закурить.
Угостив его сигаретой, я намекнул, что имею в запасе бутылочку. Мне хотелось узнать, чем разгневал Фома Филимоныч Похитуна, разведать подробности о Куркове.
Услышав о водке, Похитун криво усмехнулся, и в глазах его загорелся жадный огонек.
— После бани или до? — спросил он уже совершенно спокойно.
— Полагаю, что лучше после. Мне, конечно, безразлично, но вам это не доставит удовольствия.
— Пожалуй, правильно, — согласился Похитун и начал рыться в чемодане, отыскивая белье. — Кончится скоро водочка, — с грустью в голосе сказал он. — Уедете вы, и влаге конец. Редко мне удастся ее пробовать.
— Почему редко? — непонимающе спросил я.
Похитун ответил, что капитан его не балует — водку выдает только один раз в месяц.
На этот раз выпить нам не удалось. Лишь только Похитун вышел из бани, Гюберт усадил его на подводу и приказал ехать в разведотдел какого-то авиасоединения.
Туда он должен был отвезти пакет, оттуда возвратиться с парашютами. Увидеться с Похитуном довелось мне не скоро и при обстоятельствах, явно для него неожиданных.
Предпоследний день прошел незаметно. Быстро спустилась ночь и зажгла звезды. Они резко выделялись на бархатном ковре небосвода.
Гюберт после охоты и бани рано улегся спать. Меня радовало, что установилась хорошая погода. Я отправился последний раз в город. По пути обдумывал все, что надо сказать Кольчугину и Криворученко, но нет-нет, да вспоминал о сообщении Куркова. Не верилось мне, что умный и хитрый Гюберт не придал никакого значения радиограмме. Разве только Курков не указал в ней, где находятся мои жена и дочь. Нет, этого не могло быть.
А если Гюберт ожидает приезда Габиша, чтобы вместе с ним допросить меня? И можно ли верить тому, что сказал мне сегодня Гюберт? Он сказал, что прыгать придется на отрезке шоссе Орел — Тула, недалеко от станции Горбачево, где меня якобы встретит Курков. Подлетать ближе к Москве, по мнению капитана, рискованно. Чем ближе к Москве, тем сильнее зенитный огонь и тем больше шансов оказаться подбитым. Такая перспектива не устраивает Гюберта, не улыбается и мне. (В этом мои и его интересы совпадают.)
Я быстро достиг города и землянки Кольчугина. Там уже был Семен. Он бросился ко мне, обнял и выпалил:
— Кондратий Филиппович, я вам передам буквальное содержание последней радиограммы! Запомнил слово в слово: «Вас проверяют, но не волнуйтесь. Курков имел задание отыскать в Москве квартиру Хомякова и проверить, действительно ли в ней живут его жена и дочь. Он также должен был узнать, где находится сам Хомяков. Ha-днях Курков арестован, и от его имени Гюберту пошла радиограмма, что семья Хомякова живет по данному адресу и обеспокоена долгим его отсутствием… Хомяков в октябре выехал в командировку к линии фронта и до сего времени не возвратился». Вы поняли? Курков ответил! До чего же молодец этот Курков!
Я все понял, но не мог проговорить ни слова. Предатель Курков попал в надежные руки.
Я грузно опустился на скамью. Страхи отступили. Стало необычайно легко. Сердце забилось радостно и громко.
Потом Семен передал мне текст второй радиограммы. Мои действия и действия группы в целом руководство одобряло. И Решетов и Фирсанов сообщали, что согласны с оставлением Криворученко здесь, в тылу противника, с задачей наблюдения за Гюбертом и осиным гнездом. Мне предлагалось проинструктировать Криворученко и разрешить ему подобрать себе толкового помощника.
Все шло как нельзя лучше…
На столе, как и в прошлый раз, приветливо урчал начищенный до блеска медный самовар, около него стояли тарелки с жарким и подозрительная бутылка.