Конец осиного гнезда

— Значит, в пять вы должны быть здесь. Идите.

Ребята проворно зашагали и в ту же минуту скрылись из виду.

Несколько минут я стоял в раздумье. Сережа с автоматом шагал у края обрыва — место, специально предназначенное для дежурных, — и в темноте едва угадывались очертания его фигуры. После ухода Логачева и Березкина стало немного легче на душе, может быть от сознания, что приняты меры и томительная неизвестность скоро кончится.

— Кондратий Филиппович! — приглушенно окликнул меня Сережа.

— Что тебе? — спросил я и подошел к нему.

— Ночь какая-то дрянная…

— Должна когда-нибудь и дрянная быть, не всегда же хорошая, — как можно веселее ответил я.

Сережа умолк. Я обнял его угловатые, совсем еще юные плечи, и он по-сыновьи, ласково прильнул ко мне.

Побыв немного с Сережей, я направился в землянку. Таня лежала недвижимо.

Я молча лег, но долго не мог заснуть. Тревога за Семена отгоняла сон. Перебрал все события последних дней.

Я все-таки заснул, но, кажется, позже всех — часа в четыре ночи.

Проснулся, когда уже светало. В прямоугольном дверном проеме, затянутом бледным туманом, смутно вырисовывались очертания леса. В землянку пробиралась утренняя прохлада.

Неожиданно свет в проеме заслонил Березкин. Он вошел в землянку.

Дышал Березкин тяжело, порывисто. Заметив, что я не сплю, он сказал лишь два слова, которые привели меня в оцепенение:

— Семен погиб…

Я молча смотрел в потемневшие от волнения глаза Березкина. За его спиной появился Ветров:

— Что ты сказал?

— Семен убит, — повторил Миша и тяжело опустился на нары.

— Ой! Что случилось? — вскрикнула Таня. — Как убит? Где? Ты видел его? — Она, оказывается, не спала.

— Да, видел… Он лежит в лесу, километрах в шести отсюда, — еле выговорил Березкин.

В землянке на мгновение стало зловеще тихо.

— Рассказывай, — насколько мог спокойнее попросил я, чувствуя, что бледнею, что кровь уходит с лица.

Миша все рассказал. К месту, где должна была произойти встреча, вели две тропы. Поэтому Логачев избрал тропу через болота, а он, Березкин, — вновь прорезанную просеку. Дойдя до протоки, он свернул вправо, к заброшенному зимовью — месту встречи Фомы Филимоныча и Семена. До зимовья не дошел. В лесу он наткнулся на уже окоченевший труп Семена и поспешно вернулся обратно.

— Тело можно было убрать с тропы, но я решил не трогать. — Березкин передернул плечами. — Может быть, при свете мы обнаружим что-нибудь важное.

— А где Логачев?

— Он должен дойти до зимовья и возвратиться тем же путем.

— Но его нет, — сказал я.

— Идет! — тихо произнес Сережа Ветров.

Логачев вошел, огляделся, мгновение молчал, увидев наши растерянные лица, а потом спросил, ни к кому не обращаясь:

— Что-нибудь случилось, да?

Узнал и заплакал, как ребенок.

— Берите оружие, — поборов волнение, сказал я. — Останется здесь Таня. Веди, Березкин! Самым коротким путем веди.

Мы не шли, а бежали друг за дружкой, гуськом. Уже рассвело. Тропинка плела замысловатый узор, делала неожиданные повороты, пересекала шумящий камыш, выводила на кочкари, терялась и вновь появлялась среди лесных трав.

Вдруг Березкин остановился. Замерли и мы. Каждый смотрел вперед, в густоту леса, еще затянутую сумраком.

…Семен лежал вниз лицом. Правая рука, выброшенная вперед, сжимала пучок травы, левой он держался за затылок. Одна нога была так подтянута, будто Семен хотел вскочить и броситься вперед.

Мы дошли, опустились на колени и молча смотрели на своего боевого товарища.

— Так и было? — спросил я Березкина.

— Так.

— А где его автомат?

— Не видел.

— С чем же он пошел?

— У него были гранаты и автомат, — сказал Сережа.

Как погиб Семен? Вот вопрос, который нас волновал. Руки и шея Семена были покрыты порезами. Некоторые из них имели необычную, рваную форму. Большая, глубокая рана зияла в боку. Она, видимо, и оказалась смертельной. Брюки изодраны, на ногах также рваные раны.

— Смотрите! — сказал Логачев, вынимая из зажатой руки Семена большой клок шерсти.

— Собака!

— Овчарка! Это шерсть овчарки!

Еще раз внимательно осмотрели тело товарища и в нескольких местах на одежде обнаружили пучки серой шерсти. Здесь происходила борьба человека с овчаркой — это несомненно. Но ясно также, что Семен боролся не только с собакой.

Мы бережно подняли тело Семена и отнесли в сторону.

— Давайте тщательно исследуем все вокруг, — предложил я.

Осмотрев тропу, мы пришли к заключению, что метров около двадцати Семен не шел, а полз. Об этом говорили следы на земле и траве.

— Нож! — вполголоса крикнул Логачев.

Большой обоюдоострый нож. Запекшаяся кровь смешана с шерстью.

— Немного непонятно… — сказал я. — Кажется, этим ножом убили и Семена и овчарку.

— Сюда! Сюда! — закричал Березкин.

Мы бросились к нему. Около протоки на берегу лежали два убитых немецких солдата. Тут же валялся автомат Семена.

— Теперь становится яснее, — с грустью сказал Логачев и покачал головой. — Семену пришлось биться с двумя…

— Если не с тремя, — добавил я.