Конец партии: Воспламенение (СИ)

Еще секунду назад я думала, что никакая сила не заставит меня разжать пальцы, но тут это произошло само собой: из меня за одну секунду вытекли все силы, а вместе с ними и сковавшее меня адское напряжение. Я попыталась схватиться за край стола, чтобы не упасть, но лишь нелепо взмахнула рукой и поняла, что куда-то срываюсь, но Робеспьер неожиданно пришел ко мне на помощь, поддержал и аккуратно толкнул обратно на стул. Сюртук его был помят, а очки съехали на самый кончик носа, но его это, кажется, не волновало вовсе: он не отводил взгляда от меня, словно пытаясь угадать, выкину я еще что-нибудь или нет. Но у меня не было воли даже пошевелиться. Даже дышать неожиданно показалось мне безнадежным и ненужным занятием.

- Убит?.. - сорвалось с моих губ.

- В своем собственном доме, - торопливо пояснил Максимилиан. - Девушка пришла к нему под видом просительницы. А затем…

- Как же она прошла? - пробормотала я, поднимая на него глаза. - Он же был болен, он никого не принимал…

- Я не знаю, - смиренно ответил Робеспьер. - Следствие покажет.

- Ее арестовали?

Я задала вопрос абсолютно буднично, без тени надежды или мстительного торжества. Какая разница, поймана ли убийца, если ее жертву ничем уже не вернуть.

- Да, - кивнул Робеспьер. - Она пыталась бежать, но ее задержали.

Я попыталась вспомнить лицо девушки, которую встретила у порога, но в моей памяти оно осталось лишь размытым блеклым пятном, на котором не было ни черт, ни выражения. Только одно я запомнила - цветок в вырезе платья незнакомки.

- Это та самая девушка с нарциссом? - спросила я и прижала ладонь к груди. - Вот здесь у нее был… бутон…

- Про это мне ничего не известно.

- Ладно, - ответила я, - это неважно.

Робеспьер зорко наблюдал, как я медленно поднимаюсь со стула и делаю несколько шагов вперед - бесцельных и неуверенных, как будто я внезапно разучилась ходить и заново постигала забытое умение. Меня шатало, как пьяную, и я каждую секунду ожидала, что разрыдаюсь, но этого мне не хотелось: на слезы нужны хоть какие-то силы, меня же они оставили все без исключения.

- Натали, - тихо спросил Робеспьер, когда я подошла к окну и прислонилась локтем к прохладному стеклу, - вы ничего не помните? Вы ведь были свидетелем преступления.

Я обернулась. Его силуэт расплывался у меня в глазах, и вся обстановка комнаты сливалась в размытое, акварельное пятно. В горле что-то жгло, и жжение это медленно опускалось ниже, и я боялась момента, когда оно дойдет до сердца: мне казалось, тогда я упаду замертво.

- Ничего, - мотнула головой я. - Просто черный провал.

- Тогда вряд ли ваши показания составят пользу на суде, - резюмировал Робеспьер. - Я постараюсь сделать так, чтобы вас не трогали с этим делом.

Наверное, я должна была поблагодарить его, но в тот момент мне не пришла в голову такая мысль. У меня вообще ни одной мысли в голове не было, поэтому я глупо спросила:

- Будет суд?

- Конечно, - немного удивленно ответил он. - Преступница схвачена, ее будут судить…

- И приговорят к смерти?

- Я уверен в этом.

Причин не верить ему у меня не было. Я прислушалась к себе и поняла, что не чувствую ни злорадства, ни торжества, ничего. Кровь уже пролилась, скоро прольется чья-то еще, но мне от этого стало почти что тошно, будто я сама окунула руки в густую, теплую жидкость, и ее тяжелый металлический запах спер мне дыхание. Я не хотела ни видеть, ни чувствовать эту кровь, мне нужно было лишь одно - убраться как можно дальше от нее.

 

Выставленный в гробу в бывшей церкви Кордельеров, Марат был совсем непохож на себя: странным было видеть выражение застывшего спокойствия на его лице, никогда не замиравшем более чем на несколько секунд. Толпа пришедших прощаться с Другом народа была огромна, и единственным, что могло выделить меня из этой толпы, были цветы, зажатые в моей руке. Накануне я потратила несколько часов, чтобы в закоулках Латинского квартала найти мальчишку, торгующего красными нарциссами. При виде меня он сделал попытку дать стрекача, но я оказалась проворнее и схватила его за руку.

- Эй, гражданка, - напуганный, мальчишка ощетинился, - отпустите, я сейчас кричать начну…

- Три букета, - обрубила я его невнятный лепет. - Нет, четыре. Впрочем, плевать, давай все.

Букетов нашлось всего шесть, и спустя минуту мальчуган, окрыленный неожиданно свалившимся заработком, исчез в переулке, оставив меня с кипой ярко-красных цветов. Спустя несколько часов я, сделав шаг к возвышению, на котором покоился гроб Марата, рассыпала эти цветы у его подножия.

- Я думал, таких цветов не бывает, - прошелестел стоящий чуть сбоку Робеспьер. От чада ароматических свечей, в изобилии горевших в зале, у него слезились глаза, и ему приходилось щуриться, но взгляд его все равно был расфокусирован и мутен, и у меня сложилось впечатление, что Максимилиан смотрит не на меня, а куда-то сквозь.