Конец партии: Воспламенение (СИ)

- Я думала, таких людей не бывает, - ответила я. Кто-то в толпе надрывно зарыдал, а я все никак не могла выдавить из себя ни одной слезинки. Только горло в очередной раз сдавил бесплодный спазм, и я поняла, что мне срочно нужен глоток свежего воздуха: дышать заволокшим церковь смрадом было невероятно трудно, перед глазами у меня начали прыгать черные точки, а падать в обморок, рискуя разбить себе голову о каменный пол, мне не хотелось совсем. Как и задерживаться у гроба, ибо тот, кто лежал в нем, не имел с Маратом ничего общего. Это была лишь оболочка, опустошенная и невзрачная, и я взглянула на нее лишь мельком, поразившись про себя, как сильно смерть может исказить черты лица, и тут же отошла.

Меня тронули за плечо.

- Маленькая… кха-кха… полячка… - я не сразу сообразила, что молодой человек, судорожно зажимающий платком нос и рот - это Антуан, - о, ну и вонь же тут… не хочешь воздухом подышать?

- С удовольствием, - я благодарно оперлась о его локоть, и мы принялись продираться сквозь толпу к выходу. Сделать это было затруднительно, ибо у дверей было такое же скопление народа, как у гроба, и это людское море тянулось дальше, за ворота, заполоняя всю улицу. Запыхавшись и едва не потеряв по дороге шляпу, Антуан выволок меня на крыльцо и отвел в сторону.

- Ф-ф-фух, - Антуан отнял платок от лица и сделал несколько глубоких вдохов, - я думал, сам там помру… ты как?

- Нормально, - бесцветно ответила я, не глядя на него. Мне хотелось убраться отсюда, дойти до дома, лечь на постель и умереть самой, тихо и незаметно, до того мучительной была мысль о том, что Марата больше нет. Я никогда больше не заговорю с ним, не услышу в свой адрес колкие и неизменно попадающие в цель замечания. Никогда больше не буду с увлечением слушать рассказы о его прошлом - а на интересные истории он был неистощим. Никогда не возьму его за руку. Никогда не скажу, как я благодарна ему за то, что он возился со мной. Никогда…

- Ты!

На меня налетел обжигающий вихрь, вцепившийся в меня и с силой рванувший за волосы. Не понимая, что происходит, я рванулась, но это не принесло освобождения. Наоборот, стало только больнее, и чья-то рука, до сего момента сжимавшая мое плечо, схватила меня за горло.

- Это ты! - я узнала голос, он принадлежал Симоне. - Ты виновата, что он мертв!

- Ч… что?.. - прохрипела я, глядя в ее жутко сверкающие глаза; она всерьез хотела убить меня, в этом не было никаких сомнений. Антуан что-то воскликнул, но я не услышала - меня с такой силой прижали к стене у входа в церковь, что я с силой ударилась затылком о щербатые кирпичи и окончательно утратила способность что-то соображать. Я даже защититься не подумала. Все, что я могла делать - беспомощно смотреть в лицо схватившей меня женщины и ждать, когда она закончит начатое.

- Ты виновата в этом, дрянь! - рявкнула она, все крепче сжимая хватку на моей шее. - Тебя надо было арестовать вместе с ней!

Ничего не понимая, я почувствовала, что теряю сознание, но неожиданно кто-то ухватил Симону за шиворот и оттащил в сторону, а мне в легкие хлынул воздух, настолько плотным потоком, что я закашлялась и осела на каменные плиты паперти.

- Гражданка, - оказывается, это Антуан держал за локти беснующуюся женщину, - гражданка, полегче! Мы все скорбим по…

- Вы слышали меня! - кричала она, вырываясь. - Арестуйте и ее! Это она виновата!

Ее вопль оборвался, сменившись пронзительным рыданием. В один миг растеряв всю свою злость, Симона обвисла в руках Антуана, склонив голову, и всем телом затряслась. Дрожала и я, с трудом поднимаясь на ноги. Слова Симоны не укладывались у меня в голове - за ними стоял такой кошмар, что все мое существо протестовало против того, чтобы примерить его на себя. Только одно могло оправдать то, что она говорила, но я даже думать об этом боялась, не то что произнести вслух: одна тень этой мысли заставляла меня всю покрыться холодным потом.

- Что тут происходит? - из церкви вышел закончивший прощаться Робеспьер в сопровождении младшего брата. - Антуан, что за свалка?

- Она на Натали кинулась! - возмущенно отозвался Сен-Жюст, не прекращая на всякий случай сжимать руки Симоны, но в этом не было уже никакой нужды: я видела, что воли к продолжению скандала у нее вовсе не осталось. Робеспьер повернулся ко мне:

- Что вы ей сказали?

- Я ей ничего, - просипела я, машинально ощупывая свою шею, - это она сказала…

- Что?

Я не могла молчать: его взгляд вытаскивал из меня правду, подцепив ее, как крюком. Голос отказался мне служить, но я ценой неимоверных усилий смогла выдавить из себя:

- Что я виновата в том, что он умер…

Антуан, наверное, покрутил бы пальцем у виска, если б у него не были заняты руки. У Робеспьера глаза полезли из орбит.

- Что вы сказали, Натали?

- Может… - как слепая, я сделала пару шагов к нему, и тут у меня подломились колени; меня успел подхватить Огюстен. - Может, это я его убила?

На секунду вокруг меня воцарилась гробовая тишина. Мне это показалось, конечно, гул множества голосов вокруг и не думал смолкать, но от того, как замолчал Робеспьер, у меня зазвенело в ушах.