Конец партии: Воспламенение (СИ)

И тут случилось то, что кроме как чудом, нельзя было назвать. Дверь за моей спиной резко распахнулась, и я буквально ввалилась в парадное, пребольно при этом ударившись спиной. Все еще не осознавая, что произошло, я, движимая чистым инстинктом, отползла от двери подальше, и та тут же с треском захлопнулась. Я услышала, как закрывается на несколько оборотов замок, и надо мной склонилась знакомая грузная фигура со свечой в руках.

- Натали, это ты? Что с тобой случилось? Детка, ты искупалась в Сене?

- Хуже… - подняться мне удалось с трудом, колени тряслись и не хотели меня держать, поэтому протянутая рука Дантона оказалась кстати. - Вы… Вы не поверите, что со мной случилось…

- Настало время для занимательных историй, - вдруг раздался рядом со мной еще один знакомый голос, и трясущееся пламя свечи выдернуло из мрака лицо Демулена. И настолько я была рада его видеть, что забыла даже, что я вся в грязи, просто кинулась ему на шею.

- Камиль!

- Да, я тоже рад тебя видеть, - усмехнулся он и вдруг шумно втянул носом воздух. - Ты правда купалась в Сене? От тебя тиной воняет…

- Ага, - хмыкнул Дантон, выглядывающий в окно, за которым все еще метались тени моих обманутых преследователей, - а эти граждане, очевидно - другие купальщики, с которыми ты повздорила за место под луной. Верно?

Я отстранилась от Камиля и, переведя дух, сказала четко и громко:

- Эбер призвал к восстанию.

Ненадолго воцарилось молчание. Дантон и Камиль переглянулись, но, кажется, даже не были удивлены. Скорее я своими словами подтвердила то, что им и так было известно, причем довольно давно.

- Ты была у кордельеров? - Дантон хохотнул. - Отчаянная ты.

- Результат налицо, - я кивнула на окно.

- Оно и видно. Ладно, раз уж ты к нам присоединилась, пойдем выпьем, что ли… заодно расскажешь все, что слышала.

Предложение было искусительным донельзя, но я заставила себя собрать в кулак остатки смелости. Сейчас она должна была мне очень пригодиться.

- Подождите, - сказала я, - я знаю, вы с Робеспьером… ну… не очень любите друг друга…

- Мягко сказано, - рыкнул Дантон. На Камиля я не смотрела, да и он при звуке знакомого имени снова скрылся в тень.

- Но Эбер и его тоже убьет, - закончила я. - Поймите, мне надо его предупредить…

- Подожди-подожди, - в одно мгновение Камиль вернулся на свет, - Эбер выступил против Робеспьера?

- Ну… - я попыталась дословно вспомнить то, что услышала с трибуны. - Не то чтобы против, но… назвал его “введенным в заблуждение”, кажется. Как-то так.

Дантон и Демулен снова переглянулись. Теперь они не были ни удивлены, ни подавлены. Они торжествовали.

- Сам выкопал могилку, - резюмировал Дантон.

- Просто умница, - почти умилился Камиль.

Я перевела взгляд с одного на другого, пытаясь понять, что это значит. Но Демулен не дал мне и слова сказать - подхватил под локоть и, невзирая на слабые протесты, поволок вглубь дома. Я попыталась было воззвать к Дантону, растолковать ему еще раз, если он не понял, но он лишь добродушно гудел в ответ:

- Даже не думай сейчас высовываться на улицу. Тебе что, жить надоело?

- Но я…

- Верь мне, девочка, - мы зашли в гостиную, и я увидела, что там в самом разгаре весьма нескромный ужин, - все будет в порядке. Никакого восстания не будет. Эбер сам все перечеркнул, умник.

- Ага-ага, - поддакнул Демулен и сел за свое место; я увидела, что перед ним стоит не только бокал и тарелка, но еще и лежит куча исписанных листов. - Эбер труп. Против нас он мог настроить своих санкюлотов. Но против Макси… Робеспьера - никогда.

- А значит, - закончил Дантон, - никакого восстания не будет. Коммуна никогда на такое не решится. Так что бери бокал, Натали, и ни о чем не думай.

Как бы ни убедительно он произнес последние слова, мне все-таки показалось, что он чего-то недоговаривает. Однако мое сопротивление было задушено на корню:

- Но…

- Просто поверь мне, - проникновенно сказал Дантон, - я знаю, о чем говорю.

И я ему поверила. Наверное, потому, что больше верить было просто-напросто некому.

 

- Итак, я объявляю вам, что в нашей Республике существует заговор, направляемый из-за границы, который готовит народу голод и новые оковы!

На трибуне был Сен-Жюст. Сегодня он изменил своей обычной манере одеваться и облачился во все темное, лишь галстук, завязанный, как и всегда, в бант, белел на его груди. Девицы, стоящие рядом со мной, неустанно вздыхали и мешали слушать, но я чувствовала себя слишком утомленной, чтобы делать им замечание. Опершись о перила, я внимательно слушала.

- Как! Наше правительство унизит себя до того, что станет жертвою подлеца, торгующего своим пером и своей совестью, меняющего цвет в зависимости от своих ожиданий, от характера опасности, подобно той рептилии, что ползает под солнцем!

Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, о ком речь. Я покосилась на место, где обычно сидел Камиль. Конечно же, его не было. Но мне казалось, что и его присутствие не помешало бы Антуану произнести обвинение. А он тем временем продолжал, воодушевленный чрезвычайно: