Конец партии: Воспламенение (СИ)

Полная ядовитой неприязнью, я вышла из переполненного зала в полутемный коридор и, встав рядом с окном, оперлась о подоконник. Духота стала вовсе невыносимой, не спасали даже открытые нараспашку окна, но на затянутом первыми сумерками горизонте уже видны были вспышки молний: гроза должна была вот-вот разразиться, и я поняла, что жду ее с нетерпением.

Я не сразу поняла, что невдалеке от меня кто-то стоит, но, когда очередная молния осветила его фигуру, со слабым вскриком отпрянула в сторону.

- Не бойся, - проговорил силуэт голосом Огюстена, - это я.

- Это ты, - повторила я, с трудом осознавая смысл собственных слов, а затем меня как стегнули плетью: я подскочила к Бонбону и вцепилась в него, как безумная, то ли пытаясь обнять, то ли просто стремясь не выпустить. Он не шелохнулся, даже не взглянул на меня, и от этого было так оглушительно больно, что у меня сорвался голос:

- Пожалуйста, послушай меня.

- Я слушаю, - отозвался он, по-прежнему не глядя. Я вцепилась в него еще сильней, полная решимости. Если есть у меня хотя бы маленький шанс вернуть Огюстена прежнего, сделать все так, как было раньше, до того как дернул меня черт прийти к нему посреди ночи - я вытяну этот шанс. Вывернусь наизнанку, но вытяну.

- Пожалуйста, - времени сочинять речь не было, он мог в любую минуту уйти, - пожалуйста, прости меня. Я понятия не имею, что на меня вчера нашло, это было так внезапно, на самом деле я вовсе не это имела в виду!

Я посмотрела на него, надеясь увидеть в его лице хоть какие-то отголоски сочувствия, но оно оставалось мраморно-непроницаемым, лишенным любой эмоции. Огюстен произнес в ответ только одно, и это было во сто крат хуже, чем если бы он сорвался, наорал, оскорбил меня:

- Вот как.

Я теряла его, он утекал у меня сквозь пальцы, а я ничего не могла с этим сделать. Все было бесполезно с самого начала - он отгородился от меня непреодолимой стеной, милый Огюстен, который всегда заботился обо мне, поддерживал меня, не давал мне пропасть. Только сейчас я начала осознавать, какая бездна невысказанного чувства могла скрываться за каждым его жестом и словом, обращенным ко мне. Все это время он был рядом со мной, а я…

- Прости, - пробормотала я, выпуская его: пальцы мои бессильно разжались сами собой. Бонбон опустил голову; я видела, что он мучительно жмурится и кусает губы, но ни одного слова с них так и не сорвалось. Поверженная и уничтоженная, я отошла от него. Колени подгибались, в сердце было удивительно пусто, разве что холодный ветер свистел там, заставляя меня ежиться и дрожать. Интересно, вчера ночью Огюстен так же себя чувствовал? Тогда это было бы справедливо.

- Поговорим позже, - донеслось до меня из темноты, - когда все закончится. А сейчас, прошу тебя, оставь меня одного.

Я почувствовала себя так, как чувствует, наверное, приговоренный к смерти, в последний момент получивший отсрочку или помилование. Одурманенная счастьем, я обернулась к Бонбону, но он по-прежнему не смотрел на меня - повернул голову и устремил взгляд в окно. В этот момент в воздухе разнесся очередной громовой раскат, и из бездны неба хлынул плотный поток воды. Париж в одну секунду перестал быть виден во мгле дождя: она скрыла даже соседние с ратушей дома, словно отрезав здание от остального мира. Собравшиеся перед ратушей люди испустили испуганный вопль, и я вздрогнула: в этом мне отчетливо почудилось дурное предзнаменование.

Оставив Огюстена в коридоре, я вернулась в зал. Там продолжалось разгоряченное обсуждение дальнейших действий, но теперь стул, где сидел Робеспьер, был пуст; я недоуменно бросила взгляд по сторонам, но не смогла заметить, куда удалился Максимилиан. Остальные, впрочем, будто и не замечали его отсутствия. Теперь ими верховодил Сен-Жюст.

- “…и если вам дорого священное дело свободы…” - как раз в этот момент диктовал он. У писаря, над которым Антуан грозно нависал, от чрезмерного усердия даже парик съехал набок; стараясь не упускать ни одного слова, мужчина поспешно покрывал словами лежащую перед ним бумагу. Я хотела подойти к Антуану и что-то у него спросить, но тут в дверях зала послышался пронзительный металлический скрип, и внутрь неторопливо вкатился Кутон, мокрый с ног до головы.

- Ну и ад там снаружи! - громко заявил он, направляясь к Антуану. - А куда вы дели Мак…

- Жорж!

А я уже успела забыть о том, что рядом с нами находится Виктуар. Но она решила напомнить о себе поистине незабываемым способом: выскочила откуда-то из-за спин толпившихся у входа солдат, с радостным воплем кинулась к Кутону, и… словом, не прошло и двух секунд, как они самозабвенно награждали друг друга жарким поцелуем.

Последовавшей немой сцене мог позавидовать любой драматург.

- Merde, - звучно вырвалось у застывшего с пером в руках Антуана. И я была с ним полностью согласна, только у меня, в отличие от него, отнялся язык. Впрочем, этим двоим было на все наплевать; думаю, даже если бы ратушу прямо сейчас начали штурмовать, даже это не заставило бы их оторваться друг от друга.