Конец Вечности

Хоремм сохранял обычное для себя хладнокровие, поскольку понимал, что служит тому причиной. Никто из Вечных этой секции не родился в 2456-м. А как же иначе? Одно из основополагающих установлений Вечности гласило, что человек, взятый из Времени в Вечность, лишается права на сопричастие своему родному Времени. Возможный размах злоупотреблений в случае нарушения этого правила был так очевиден, что его и обсуждать не приходилось. Впрочем, вид проходящего сквозь барьер и обратно Техника напомнил бы всем присутствующим, что и их родная эпоха в следующий раз вполне может испытать на себе квантовое изменение. И хотя все Вечные свыклись с мыслью, что изменение это будет к лучшему, сердцу приказывать трудно. Даже в Вечности.

Если, конечно, это не сердце Техника, подумал он и нахмурился. Много раз его ставили в пример интернам. Вот таким-де обязан быть истинный Вечный: приверженным своему долгу и миссии, чьи цели превосходят всякое персональное разумение.

Хоремм некогда был искренен, полагая себя таковым, но в те дни он служил простым Наблюдателем: незаметно выскальзывал из Вечности, собирал данные, ни во что не вмешивался, действовал с предельными эффективностью и объективностью. При случае он останавливался в домах времян, сотрудничавших с Вечностью. Если такой возможности не выпадало, селился в гостиницах, дозволенных пространственно-временной диаграммой; если же и это не было ему разрешено, ночевал под кустами.

И всегда, при каждой вылазке, наибольшей детализацией отличались указания, куда ему направиться и в какой момент, что делать и чего не делать. Никогда не навещал он запретных мест и времен, никогда не сталкивался с нежелательными персонами — и эффективностью работы снискал себе пост личного Техника самого Твиссела. Ни разу за все время карьеры Вечного не напряг он ткани Реальности, преступив дозволенные границы.

Его недавние действия были образцово-показательны: для оптимального результата следовало вмешаться в точно определенной точке про-странства-времени, как делает точный разрез хирург или умело поворачивает инструмент инженер.

Именно он вычислял оптимальную природу МНВ (Вечные всегда обозначали минимально необходимое воздействие этой аббревиатурой, МНВ), по своим методикам, опираясь на общие указания Компьютера относительно природы этого МНВ. А Твиссел тремя столетиями позже по Времени наблюдал за МОР (максимальным ожидаемым результатом, как учили сокращать это выражение в интернатуре).

Типичная ситуация. Техник привносит небольшую постыдную причину, Компьютер наблюдает ощутимый благородный результат.

Но это неважно. Ничто не имело значения, кроме великой работы, предстоявшей в ближайшем будущем. Теперь, когда явился мальчишка Купер, осталось уже недолго.

Он едва заметно содрогнулся. Непрошеной явилась мысль о первом физиогоде в 482-м.

Он не представлял, как теперь выглядит эта эпоха. Он избегал читать о ней. Избегал назначений в близкое к ней Время. Но он помнил всё, так четко, как если бы только-только закончил обучение и приступил к первому самостоятельному заданию в Вечности.

Он стал Наблюдателем в 482-м и соседних столетиях.

Наблюдатель! Объективный и холодный! Видящий только истинную природу вещей!

Наблюдатель! Человек, чья работа неощутима, ведь каждое квантовое изменение в большей или меньшей мере искажает все данные, накопленные о затронутых им столетиях.

Он представил начальству свой первый доклад о 482-м и постарался сформулировать его в максимально объективных и бесстрастных выражениях. Он тщательно следил, чтобы не прорвалась наружу копившаяся в нем неприязнь. Эта эра не ведала этики и моральных принципов, по крайней мере в привычных ему категориях. Гедонистическая, материалистическая, ощутимо матриархальная. Единственная, где буйным сорняком расцвело внеутробное деторождение: на пике его популярности сорок процентов женщин приносили потомство простым переносом оплодотворенной яйцеклетки в искусственную матку. Брак заключался и расторгался по взаимному согласию, но имел лишь эмоциональное значение. Зачатие ребенка полностью разграничили с остальными социальными функциями брачного союза и осуществляли по чисто евгеническим рекомендациям.

Хоремм мог бы перечислить сотню других причин, по которым считал эту эпоху больной и жаждал ее квантового изменения. По его крепко сжатым челюстям ходили желваки от предвкушения трансформации миллионов гедонисток (мужчины его не занимали), которые в один миг станут любящими искренними матерями другой Реальности, со всеми причитающимися ей комплектами воспоминаний, не в состоянии осознать, во сне увидеть или похвастать, что некогда были кем-то еще. Миллионы живущих в одно мгновение обратятся в миллионы никогда не живших, а им на смену придут другие миллионы, совершенно уверенные, что у них были предки и будут потомки. И в этой Реальности их мнение станет отвечать истине.