Конец Вечности

Совершив это, он вернулся в Вечность так же легко, как прошел бы через дверной проем. Прикованному ко Времени наблюдателю показалось бы, что он просто исчез.

Маленький контейнер остался лежать на новом месте. Его непосредственная значимость для мировой истории еще не проявилась. Рука потянется за ним и не найдет. После поиска, полчаса спустя, контейнер будет обнаружен, но за это время силовое поле отключится, и терпение лопнет. Решение, которое в предыдущем варианте Реальности не приняли, будет теперь принято в гневе. Встреча не состоится; человек, который иначе бы умер, проживет лишний год; человек, который бы прожил на день больше, умрет днем раньше.

Круги расходились все шире.

Начиная с момента, когда был перемещен контейнер, по всему дальнейшему Времени проявилась новая Реальность. В некоторых столетиях изменение оказалось радикальным, затронуло целые культуры. В некоторых — едва ощутимым. Но проявилось оно везде.

Разумеется, обычные времяне понятия не имели и не могли иметь, что это изменение произошло. Хотя миллионы людей, которые существовали до вмешательства Хоремма, теперь оказались вычеркнуты из истории, Вечные всё понимали — и, отвлекаясь от иррациональных порывов, никто не мог бы обвинить Хоремма в убийстве.

Никто, кроме, понятное дело, самого Хоремма.

4

Лабан Твиссел был неотъемлемым элементом Вечности так давно, что немногие из ныне живущих Вечных помнили Вечность без него. В открытую распускались всякие слухи. Твиссел так давно погрузился в насущные проблемы человечества, что позабыл, из какого столетия родом он сам. У Твиссела в раннем возрасте атрофировалось сердце, и с той поры его заменяет миникомпьютер, вроде того, что он все время в кармане брюк носил.

Твиссел никогда не опровергал подобных утверждений. Они ему скорее льстили. Напротив, он бы огорчился, скажи ему кто-нибудь, что заметил хоть какое-нибудь визуальное проявление обуревающих его в этот момент эмоций. Что его компьютерное сердце колотится с постыдной поспешностью, как если бы состояло лишь из мышц и клапанов.

Он своими глазами смотрел на Бринсли Шеридана Купера. Воочию его видел. И никто, за исключением самого Твиссела и чудака Хоремма, не понимал, что в этом непримечательном нервном юнце заключено... всё.

Они забрались в «чайник». Стенки аппарата были идеально круглыми, и в вертикальной шахте он разместился без труда. Твиссел одной рукой возился с панелью управления, а из другой не выпускал непременной сигареты. Последовало едва ощутимое легкое потряхивание, не совсем движение и не совсем вращение: признак перемещения «чайника» сквозь Вечность.

Он улыбался Куперу.

— Беспокоитесь, мол'ч'экк?

Глаза Купера следили за сменой цифр.

— А куда мы направляемся?

— В две тысячи восемьдесят первое столетие, — сообщил Твиссел. — Это недалеко. Прогулка. Небольшая прогулка.

— В 2781-е?

— Ты никогда так далеко не забирался?

— До сегодняшнего дня, Компьютер Твиссел, я не бывал дальше 40-ш по верховремени.

— Ну и? Ты боишься?

Купер шевельнулся в своем кресле.

— Это больше двухсот тысяч лет от дома.

— У Вечного нет дома, — кротко заметил Твиссел. — Тебе бы стоило освоиться с этой мыслью, мальчик мой.

Мелькали цифры, увеличивались числа.

— Как далеко по верховремени вы бывали, сэр? — спросил Купер.

— В двухсоттысячных, пожалуй. Более-менее. Никому нет смысла дальше забираться, кроме разве что Инженеров, работающих с Новым Солнцем. Дальше, за двухсоттысячным, человечество покидает Землю. — Старый Компьютер вгляделся в ошеломленное лицо спутника. — Ага, этому тебя в школе не учили, так ведь?

— Я полностью посвятил себя занятиям в совершенно противоположной области, сэр, — отвечал Купер, тщательно выбирая слова.

Но Твиссел не упрекнул его.

— Ну да, — сказал он, — Человек так или иначе покинет свой старый мир.

— Почему?

— Точно неизвестно. За несколько веков до отбытия выход во Время становится невозможен. Иногда считается, что так проявляет себя эволюция, превратившая людей в... нелюдей. Иногда утверждают, что так проявляет себя наука, позволившая людям наконец овладеть секретом гиперпространственного движения и достичь звезд.

— Но зачем им покидать Землю?

— Некоторые полагают, — сказал Твиссел, — что они стремились скрыться от нас. От нашей неотвязной возни с Реальностью.

— А нельзя ли принудить их остаться?

— А зачем? Разве у нас в двух сотнях тысяч веков Вечности работы мало?

— И что происходит после отбытия?

— Ничего. Вечность продолжается без людей до эры взрыва Солнца, а потом, без Солнца, до эпохи максимальной энтропии, пока не умрут все звезды, и даже после того. Вечности нет конца.

Числа перестали меняться. Твиссел открыл дверцу и вывел Купера в зеркальную приемную.

— Молекулярные пленки тут в моде, — пояснил он, не скрывая отвращения. — Псевдожидкости.

Он указал Куперу путь мимо почтительных Вечных, не обратив на них никакого внимания, и прошагал прямо в небольшую обсерваторию.

Купер смотрел на собственное отражение, повторявшееся с неприятной частотой.

— А что, тут всё зеркальное? — спросил он.