Конец Вечности

Они остались в доме одни. В эту эпоху женщины пользовались экономической независимостью и сами могли содержать детей, не утруждая себя при желании даже вынашиванием плода, поэтому меж-половые отношения лишились законов и правил. Ничего необычного в том, чтобы девушка принимала у себя дома мужчин, не усматривали; скорее наоборот, ей сочувствовали, если такого не происходило.

Хоремм прекрасно это знал и все же испытывал неловкость.

С ужином он покончил; Нойс подлила ему другой светлый пенистый напиток. У него внутри потеплело, дышать почему-то стало тяжело, и он завозился на мягком диванчике, подыскивая более удобную позу.

Девушка вытянулась на кушетке напротив, приподнявшись на локте. Узорчатое платье облекло ее, словно обнимая. Она сбросила прозрачные туфельки, которые носила весь вечер, и теперь сгибала-разгибала пальцы ног. Так втягивает и выпускает когти нежащаяся кошка.

— Забавно это было — поработать в Вечности, — вздохнула она. — И я целую вечность ждала разрешения.

Она смотрела на него. Темные волосы в какой-то миг (он не заметил, в какой именно) разметались по контрастирующим с ними кремовым плечам и шее.

Он не ответил.

— Сколько тебе лет? — промурлыкала она.

На этот вопрос он не должен был отвечать. Его возраст — его личное дело.

Он услышал собственный голос:

— Двадцать пять.

Конечно, он имел в виду физиогоды.

— Мне только двадцать два, — сказала девушка, — но ты будешь жив и молод, а я уже давно умру...

— О чем это вы? — у него мутилось в голове, он тер лоб.

— Ты живешь вечно, — сказала она. — Ты же Вечный.

Интересно, это вопрос или утверждение?

— Ты сдурела, — выговорил он. — Мы старимся и умираем, как все.

— Тогда скажи вот что, — проговорила она.

Ее голос был низким, чарующим. Язык пятидесятого тысячелетия, прежде казавшийся Хоремму грубым и неприятным, в ее устах обретал неожиданную мелодичность. Или, возможно, дело тут лишь в полном желудке и ароматном воздухе, смягчившем его слух?

— Вы видите все Времена, — продолжила она, — посещаете все места. Я бы хотела стать Вечной. Почему в Вечности так мало женщин?

Он не осмелился ответить. А что бы он мог ей сказать? Что кандидатов в Вечные отбирают со всемерной тщательностью, опираясь на два критерия. Во-первых, они должны быть по своим способностям пригодны для этой работы. Во-вторых, изъятие их из Времени не должно повлечь разрушительного эффекта для Реальности.

Реальность! Он не имел права об этом даже заикнуться. Сколько великолепных кандидатов остались обойденными по той причине, что их изъятие в Вечность повлекло бы за собой нерождение детей, несмерти мужчин и женщин, небраки, несобытия, неусловия, исказило бы Реальность в сторону, сочтенную Всевременным Советом неприемлемой?

Разве мог он ей объяснить, что женщины почти никогда не попадают в Вечность, ибо по непонятной причине (Компьютеры, может, и понимают, но он-то простой Наблюдатель) их изъятие из Времени искажало Реальность с десятикратно большей вероятностью, чем в случае мужчины?

(Эти мысли путались в его голове, и он уже не мог одну от другой отличить. Казалось, они тонут в низком гуле, не сказать чтобы чрезмерно неприятном. Девушка, улыбаясь, приближалась к нему.)

Он услышал ее голос, будто порыв ветра:

— Ох уж вы, Вечные! Сделай меня Вечной!

Он хотел, он жаждал ей объяснить... Вечность — это вам не шутки, милейшая! Мы работаем. Мы работаем над детальнейшим описанием всего происходящего всекогда, от начала Вечности до эпохи, когда Земля пустеет, мы пытаемся рассчитать бесконечное многообразие вероятностей всего возможного и выбрать из него лучший вариант, а потом решить, где и когда во Времени допустимо организовать небольшое, едва ощутимое изменение, переводящее актуальное бытие на путь возможного бытия, а сотворив это новое бытие, ищем следующей оптимальной вероятности, и так вечно, вечно, вечно, вечно…

Он потряс головой, но вихрь мыслей не прояснялся.

Напиток?

Мятный напиток?

Она подошла еще ближе. Лицо размылось. Он так и чувствовал прикосновение ее волос к щеке, ее теплое легкое дыхание на своем лице. Он попытался отстраниться, но, как ни странно, как ни поразительно, обнаружил, что не хочет.

— Была бы я Вечной...

Она дышала ему почти в ухо, но слова казались очень далекими за биением его сердца. Влажные губы разлепились:

— Была бы я Вечной...

Он неловко, наугад протянул к ней руки. Она не сопротивлялась. Наоборот, слилась с ним и растаяла в его объятиях.

Все было точно во сне, точно с кем-то другим происходило.

Это оказалось вовсе не так отвратительно, как он себе всегда представлял.