Но вскоре боль пришла. Он скреб пальцами по полу, словно пытался за него ухватиться. Ненавистный голос Финжи звучал в его ушах, хотя Финжи обращался не к нему. Компьютер говорил по хронофону. Это Хоремм осознавал даже в бессилии своем. Он слышал, что говорит Финжи, но встать с пола и наброситься на него не мог.
Финжи говорил:
— ...никакого понятия, что это окажет подобный эффект... Да, он был самым естественным кандидатом, возможно, единственным. Зашоренный; горделивый; неказистый. И если бы девушка осознанно... Да. Несомненно, она поступила осознанно. Из его доклада это совершенно четко следует. Загляните в приложение... Да, госпитализация и лечение, это уж наверняка. Он из лучших специалистов в своей области. Я бы не хотел его лишаться.
Госпитализация и лечение. На это ушли месяцы физиовремени, но когда все закончилось, любой знакомый Хоремма поклялся бы, что тот снова стал самим собой.
И он вполне мог таким показаться, но теперь в его сознании существовало нечто новое.
Нойс!
Что проку твердить, будто ее не существует? Она существует. В его мозгу. И пока он жив, она там пребудет, а другой женщины он не хотел.
В ней он обрел утешение.
Он поднял — или, точнее, выволок — со дна своей души бездушную эффективность, превосходящую даже ту, какую ранее демонстрировал в работе. Он вскарабкался по уровням классификации Наблюдателей до Техника.
Он привлек внимание не абы кого, а самого Твиссела, Старшего Компьютера, и по просьбе Твиссела был к нему прикреплен личным Техником. За последние три года он лично перемещал предметы, выключал освещение, поворачивал регуляторы, конспектировал подслушанные разговоры, выполнял еще сотню и одну не слишком важных, на первый взгляд, задач, каждым деянием своим низвергая в небытие великое множество людей и вещей, а вызывая к новобытию великое множество прочих.
Но его больше не занимали покидающие Реальность люди и объекты, а Нойс ни разу не проявилась среди тех, кто в ней возник. В первые годы после катастрофы он поддался сумасбродной иллюзии, что где-нибудь, когда-нибудь, после очередного квантового изменения во Времени Нойс Ламбент возникнет снова. Однако более тщательное изучение вопроса опровергло ее. Тянулось физиовремя, и он был вынужден примириться с отрицательным ответом. В бесконечности Реальностей вероятность выбора той, где существовала Нойс, составляла один на бесконечное число, или (говоря проще и ужаснее) стремилась к нулю.
И тогда, рискуя сломаться под гнетом тщетности своих усилий, он обрел новую цель в жизни. Он сперва и не сообразил, что это она и есть. Понимание сформировалось медленно, однако помогло Хо-ремму смириться с жизнью, работой и существованием Компьютера Твиссела. Он мирился с язвительной и склочной натурой Старшего Компьютера. Он стоически сносил все выходки гения. Больше всего тягот доставляло ему пристрастие Твиссела к горящим и дымящим цилиндрикам из бумаги и табака — прежде Хоремм никогда и не слышал о подобной привычке, а тем более не сталкивался с этим вредным пристрастием. Он обонял мерзкий дым, кашлял и задыхался, но не жаловался словесно, не позволял себе косых взглядов и лишь изредка давал волю мыслям. И все это ради великого проекта Твиссела.
Сегодня, в этот самый день, когда он возвращался из вылазки в 2456-е, проект должен увенчаться триумфом.
Это должно было свершиться сегодня, с прибытием юноши по имени Бринсли Шеридан Купер, которого Хоремм лично идентифицировал и выследил среди квинтиллиона вероятностей, действуя с энтузиазмом, превосходящим обычное служебное рвение и граничащим с пламенной страстью.
6
На обратном пути из 2781-го Купер притих. Его слегка подташнивало. Космопорт бурлил жизнью. Теперь там никого не было. Это не обязательно значило, что все те люди перестали существовать. Они где-то в других местах, с иными жизнями, иными воспоминаниями, и если кто-нибудь растворился в небытии, то на смену им пришли новые.
Он твердил себе, что так будет лучше. Так лучше.
«Чайник» мчался в низовремя, скользя среди столетий. Когда капсула наконец остановилась, и они вышли назад в 575-е, старый Компьютер наморщил лоб горизонтальными складками до самых бровей и вопросил:
— Тебе нехорошо, мальчик мой?
— Нет, сэр, — не слишком убедительно пробормотал Купер, — со мной все в порядке.
— Тогда пройдем ко мне в кабинет, — сказал Твиссел.
Они направились туда. Встречные уступали дорогу, группы расступались, слышались приветствия, но Твиссел ни с кем не здоровался в ответ. Купер пристыженно потупился и поспешил за ним, стараясь не отставать.