А потом она прильнула к нему, вытянулась и начала шептать, сверкая глазами:
— Вечность... Вечность...
Снова и снова.
Пространственно-временной график не допускал подобного. Но почему-то в тот миг Хоремм испытал новый мощный прилив возбуждения, при мысли о Финжи. И он не чувствовал вины. Скорее удовлетворение. Триумф.
В конце концов он вернулся в Вечность, но перед тем, как расстаться с Нойс, поцеловал ее руки и крепко прижал к себе.
Он с трудом сдерживал усмешку, представляя Финжи свой доклад. Финжи не поднял взгляда, но лишь скользнул глазами по перфокартам, словно выхватывая из них опытным оком слова и фразы и переводя их в символы, будто где-то в глубинах его математического ума уже сплетались уравнения.
— Проверим, — сказал он спокойно. — А с вами что происходило, Хоремм?
— Со мной, Компьютер? — пробормотал Хоремм, и вдруг уверенность покинула его.
— Да. Вы провели ночь в доме этой дамы. Провели ведь, так? Всё по графику.
— Да, сэр.
— И? Все ли существенные для дела подробности отражены в вашем докладе?
Финжи испытующе глядел на него. Хоремм воззвал к своему чувству долга. Наблюдатель должен докладывать обо всем. Идеальный Наблюдатель — чувствительная псевдоподия, выдвинутая из Вечности. Индивидуальность Наблюдателя не может конфликтовать с его долгом.
Нижняя губа Хоремма мимолетно задрожала, но не от страха, гнева или стыда, а от прилива внезапных воспоминаний о том страстном вечере.
Он начал рассказ о том, что не вошло в доклад.
Спустя некоторое время Финжи поднял руку и резко произнес:
— Спасибо. Достаточно.
Хоремм возвратился к себе в кабинет для мысленного тоста за победу. Конечно, Финжи должен был об этом спросить, и, конечно, толстяк не удержался бы об этом услышать.
Финжи ревновал! Хоремму это теперь стало очевидно. Впервые за всю жизнь он испытал чувство, значившее для него больше, чем ледяная верность идеалам Вечности. Он собирался поддерживать в Финжи эту ревность, и пусть весь мир — Финжи, Всевременной Совет, сама Вечность — пропадет пропадом, если его попытаются разлучить с Нойс.
Хоремм подал первый запрос о выходе в 482-е по личным делам спустя два дня. Ему полагалось бы выждать положенные пять дней, но он не смог.
Ему отказали.
Он вполне ожидал этого. И ринулся в кабинет Компьютера Финжи: с губ у него готовы были сорваться заготовленные слова.
— Мой запрос о выходе в это столетие был отклонен... — начал он.
Финжи перебил его:
— Вы хотели увидеться с мисс Ламбент?
— Да.
Он постарался вложить в этот слог всю свою решимость.
— Произошло квантовое изменение. Вы разве не поняли?
Хоремм побелел, как стенка. Он забыл.
— Квантовое изменение?
— А для чего, по-вашему, нужна была эта информация?
— Квантовое изменение?
— Сравнительно небольшое, не переживайте.
— Тогда...
— Но мисс Ламбент больше не существует. Если, конечно, не считать воспоминаний всех нас, Вечных, знакомых с нею. Новая Реальность исключает ее существование. В ней она никогда не рождалась.
Хоремм попятился и осел в кресло.
Финжи продолжал:
— Я же пояснял вам. Я же рассказал, какие трудности порой возникают с неожиданно зародившимися во Времени гипотезами насчет Вечности. В 482-м получилось именно так. Исходя из имевшихся данных, мы пришли к косвенному выводу, что среди элиты этого столетия, а особенно женской ее части, зародилось представление, будто Вечные на самом деле Вечны, что они живут вечно.
(Хоремму припомнилось короткое, деловитое заявление Нойс.
— Ты живешь вечно.
Но он же отрицал это.
Он прилагал чудовищные усилия, чтобы не завопить.)
Финжи не унимался:
— Что еще хуже, среди аристократок распространилось суеверие, будто интимная близость с Вечным делает смертную женщину — одну из них — бессмертной.
(О, как четко Хоремм снова слышал ее голос:
— Будь я Вечной... Сделай меня Вечной!
Но слова тонули в поцелуях, запомнившихся ему лучше.)
— Тяжело было в такое поверить, Хоремм, — продолжал Финжи. — Беспрецедентное явление. Если бы это оказалось правдой, то суеверие и его причины подлежали бы искоренению. Прежде чем действовать, нужно было проверить на месте. Мы выбрали мисс Ламбент как типичную представительницу ее класса. И выбрали вас, как второго субъекта эксперимента...
Хоремм взвился на ноги.
— Выбрали меня как
— Это не является чем-то обычным. Но так было нужно...
— Нужно, говорите? Гнусное вранье!!! — Хоремм уже не пытался выбирать выражений.
Финжи посмотрел на него широко раскрытыми глазами, оттопырив задрожавшую пухлую губу.
— Да как вы смеете, Наблюдатель?!
— Я утверждаю, что вы врете! — заорал Хоремм. — Вы ревнивец. У вас были свои планы насчет Нойс, но она выбрала меня.
Хоремм почти не слышал себя, хотя орал во все горло, так, что саднили легкие. Перед глазами кружилась и уплотнялась темно-красная дымка. Он почувствовал давление от вжатой в щеку плитки пола, хотя сначала не испытал боли.