Конфуций

— Такие стрелы, — пояснил Конфуций, — в стародавние времена варвары южных земель в знак своей покорности подносили высокомудрым государям Поднебесной, а те жаловали их своим старшим дочерям, выказывая тем самым свою отцовскую любовь. Одна из этих принцесс стала женой основателя удела Чэнь, так что подобные стрелы должны храниться в дворцовой сокровищнице.

Государь немедленно послал ученых людей осмотреть хранилище царских реликвий, и те действительно обнаружили там стрелы с кремниевым наконечником.

Все советники царя были изумлены широтой познаний знаменитого учителя.

Однако самого Конфуция их восхищение мало трогало. Он приехал в Чэнь не вести ученые разговоры, а претворять в жизнь «праведный Путь».

Любовь — это начало и конец нашего существования. Без любви нет жизни.

Потому что, любовь есть то, перед чем преклоняется мудрый человек

Тот, кто превыше всего любит своего ближнего, служит Небу самым священным образом

Человек, не имеющий любви, не может долго выносить бедность и не может постоянно пребывать в радости

Вероятно, именно из-за отхода от традиции закрытости школы на Конфуция постоянно обрушивалась критика. Более того, как можно судить из ряда высказываний, записанных его учениками, чаще всего она шла не столько от власть предержащих, которые как раз с радостью привечали мудреца, сколько от последователей других школ.

В чем не было ничего ни удивительного, ни странного. Да и где эти самые школы жили, что называется, душа в душу?

Конечно, на Конфуция нападали, точно так же, как и он нападал на тех же дегистов с их проповедью драконовских законов, якобы ведущих к процветанию.

Не мог принять он и концепцию Лао-цзы о Дао с его туманными и расплывчатыми формулировками, не говоря уже о самом принципе недеяния.

Другое дело, что критика могла быть и не такой уж безосновательной, применительно практически к любой школе.

Да, Конфуций критиковал легистов, но разве могло, пусть даже самое совершенное государство существовать без законов?

Точно также Конфуций, в отличие от представителей других школ, не мог убедить чэньского правителя отказаться от силы оружия и уповать на силу добродетели в тот момент, когда его царство гибло под натиском воинственных соседей.

Вряд ли могли прислушаться к его голосу и предводители больших и малых армий, ожесточенно воевавшие друг с другом за земли, людей и богатства.

Призыв Конфуция управлять так, чтобы народ был счастлив, показался бы им наивной мечтой книжника.

А его убежденность в том, что одно умение всегда и всюду соблюсти ритуал восстановит в Срединной стране мир и благоденствие, они и вовсе сочли бы чистым безумием.

Именно поэтому Учителю Куну в годы его странствий было уготовано весьма странное, двусмысленное положение. Почти везде знаменитого ученого встречали с почетом.

Его изысканные манеры, широчайшая эрудиция, радушие и честность не могли не внушать симпатии.

Одним своим присутствием он умел побудить окружающих быть лучше — воспитаннее, добрее, справедливее.

Он мог заставить других устыдиться своих низких поступков или невежества. Но до реальных перемен дело не доходило.

Заезжего праведника вежливо выслушивали, сочувственно вздыхали и… продолжали жить, как прежде.

А что же Конфуций?

— Если мне дадут власть, — уверял он, — я наведу порядок за месяц, а за три года добьюсь процветания!

Слыша эти слова, одни недоумевали, другие посмеивались, третьи же настораживались.

Похвалы добродетели и невероятные обещания этого странного чужеземца казались немыслимым бахвальством или чем-нибудь похуже.

В конце концов, дело дошло до того, что его стали принимать за лазутчика.

Цзы-Гуну не раз приходилось отвечать на вопрос, каким образом его учитель узнавал о положении в царствах, через которые проезжал: сам ли расспрашивал местных жителей или кто-то ему докладывал?

Цзы-Гун объяснял, что его учитель собирает сведения по-особому, благодаря ненавязчивому желанию слушать.

Целых три года провел Конфуций в царстве Чэнь, но и здесь он, вопреки своим ожиданиям, оказался никому не нужен.

И тогда он решил переехать в расположенный по соседству небольшой удел Цай.

Однако советники чэньского правителя решили воспрепятствовать этому, опасаясь, что он окажет услуги врагам государства.

В каком-то пустынном месте Конфуций и его спутники были окружены чэньскими воинами и несколько дней провели без пищи.

Кое-кто из учеников уже начинал бредить от голода, Конфуций же оставался невозмутим и сохранял полную ясность сознания. Казалось, страдания только укрепляли его волю.

Цзы-лу не выдержал.

— Оказывается, — с каким-то вызовом в голосе произнес он, — и благородный муж бывает в нужде?

Учитель внимаетльно взглянул на него и, на удивление мягко, ответил:

— Людей, понимающих мораль, мало, отсюда и неправильное поведение.