Конкистадор

Шахтеры, землевладельцы, мореплаватели – не было ни одного белого человека, который не считал бы себя ограбленным и не вел бы судебную тяжбу против другого своего соотечественника.

Несмотря на то что у Охеды не было ни гроша в кармане, имелось множество завистников к его героической славе, а также масса врагов, нажитых в силу его высокомерия и вспыльчивого характера. Довольно скоро главный судья острова вынес приговор: лишить его всего добытого за время плавания и объявить должником короны, поскольку, как утверждали противники, он присвоил себе ту часть добычи, которая полагалась королям.

Это решение он обжаловал в испанском суде, обратившись за поддержкой к своему покровителю Фонсеке, и благодаря ему смог добиться восстановления справедливости. Однако судебные издержки, которые предстояло оплатить, оказались настолько велики, что Охеда потратил не только то, что вернули ему компаньоны, но и все содержимое сундука с добычей.

С дона Алонсо де Охеды сняли все обвинения, но в результате он оказался еще беднее, чем в тот момент, когда отправился в первое свое путешествие, и дон Алонсо уже сомневался в том, что когда-нибудь получит возможность покинуть Санто-Доминго во главе новой экспедиции. Он вырвался из лап правосудия победившим, но совершенно разоренным.

Однажды утром, когда Охеда все еще ожидал решения Королевского совета в Санто-Доминго, он случайно проходил мимо главной площади города и остановился, привлеченный большим скоплением народа.

Дон Алонсо увидел, как к виселице шла королева Анакаона, и он, давно привычный к убийствам, не мог смотреть на эту расправу, проклиная в душе бессмысленную жестокость Овандо и совершенно никому не нужную смерть этой женщины.

В этом внутреннем протесте было больше сострадания, чем любви. Дни, проведенные с Королевой Золотой Цветок, остались лишь размытым пятном в его памяти.

Любовь в конце концов отступила под натиском других его желаний. Он жаждал загребать богатства обеими руками, но главное – стремился к власти, сила которой давала ему ощущение какого-то животного удовольствия. Единственное, что тяготило его в нынешней ситуации, – это то, что он оказался никому не известным и забытым на том самом острове, в числе первооткрывателей которого он был.

Куэвас привык к присутствию своего бывшего капитана. Не переставая восхищаться им, он видел, как тот меняется, вызывая сочувствие. Фернандо привык к его героическим подвигам, но не к его неудачам.

Собственные дела Куэваса несколько отдалили его от Охеды. Казалось, наконец-то к ним с Лусеро пришло богатство, однако не внезапной вспышкой из шахты, как появилось у некоторых, а скромно, постепенно, шаг за шагом, но при этом надежно, как давалось оно тем мирным испанцам, которые посвятили себя возделыванию этой земли.

Старая индианка, вдова одного мелкого касика из внутренних провинций острова, с которой Лусеро познакомилась еще в те времена, когда они с мужем жили на шахтах, преклонялась перед ней, проявляя чувства, которые обычно рабы испытывают в отношении хозяев, стоящих выше них по происхождению. Ее имущество немногого стоило в этих краях, где белые получали в качестве королевских милостей землю, исчисляемую днями пути. Наследство старухи, полученное от касика, составляли лишь две лиги земли, но зато это была плодороднейшая земля на берегу реки. Бакалавр Энсисо, адвокат из Санто-Доминго, с которым Куэвас был знаком через Охеду, взялся узаконить право собственности на эту землю для старой жены касика, к тому времени уже обращенной в христианство.

Лусеро знала о том, что индианка хочет оставить свое состояние им и их сыну Алонсико, к которому та была привязана, словно была его старой кормилицей. Адвокат Энсисо уладил все, что касалось этого наследства, и Фернандо уже посматривал на эти земли как на свои собственные, сожалея лишь о том, что ему из-за нехватки средств приходится осваивать их слишком медленно.

От нового губернатора Овандо и монахов ордена Святого Иеронима, которые также обладали властью на острове, Куэвасу удалось получить в свое распоряжение некоторое количество индейцев, которые могли бы помочь ему в работах, и он старался по-доброму обращаться с ними. Но на деле индейцы оказались слабыми для такого труда, и лишь принуждением можно было добиться от них большей эффективности.

На острове построили первые прессы для переработки сахарного тростника: достопочтенные предшественники тех, которые впоследствии будут называться «сахарными заводами». Конкистадоры привезли в Новый Свет азиатский сахарный тростник, который много столетий назад мавры начали культивировать в Испании.

Однажды некий монах, прибывший в Санто-Доминго, разыскал Куэваса и передал письмо из Кордовы и небольшой кошелек с золотыми монетами. Доктор Акоста помнил о Лусеро и ее сыне.

Эти деньги Куэвас использовал на развитие своего сельскохозяйственного предприятия, а потому, погруженный в работу, он уже несколько месяцев не встречался со своим бывшим капитаном.