Константин Райкин и Театр «Сатирикон»

«Сатирикон» в те годы действительно заражал интересом к классике. В самом деле, не только режиссер оказывает влияние на театр своими художественными идеями: театр тоже влияет на режиссера – на его художественный выбор. «Сатирикон» привел Юрия Бутусова к Шекспиру; и о шекспировском дебюте установившегося на несколько лет творческого альянса Райкин – Бутусов заговорила вся Москва.

«Ричард III»: младенец с тенью гиганта

К роли Ричарда III Константин Райкин, по его обыкновению, подступался долго^[28]: несколько лет – не набегом, а крадучись и останавливаясь, размышляя и сомневаясь, присматриваясь и примериваясь к режиссерам. Убежденный «Макбеттом», он наконец предложил эту пьесу Ю. Бутусову.

Самые заметные премьеры тех лет вызывали выдающееся количество рецензий в журнальной и газетной прессе – в том числе очень объемных и полемичных; критика отзывалась на такие спектакли охотно и бойко. Так было и с «Ричардом III», вышедшим прямо посередине сезона (26 февраля 2004 года). Это лишний раз говорило о том, что «Сатирикон» был в центре внимания и все главные составляющие премьерного события вызывали ажиотаж. Притягивала к себе новая большая работа К. Райкина, уже играющего на неделе (шутка ли сказать!) двухчасовой моноспектакль «Контрабас» и «Синьора Тодеро» – две грандиозные актерские работы начала 2000-х. Громко звучало в Москве имя режиссера Ю. Бутусова, и критики пытались распознать перемены в его стиле, навеянные Москвой: кто-то заметил, что Бутусов стал смелее использовать образы массовой культуры, что в первую очередь выразилось в «поп-музыкальном» оформлении его работ.

Вызывал интерес и сам по себе шекспировский персонаж Ричард Глостер. Хоть и нечасто появлявшийся на наших подмостках, он тем не менее был знако́м практически всем театралам и уж тем более критикам: исчадие зла: самый знаменитый из отъявленных злодеев и негодяев мирового театра, подчинивший свою жизнь воле к власти: циник из циников, презревший все моральные принципы: клоун, предающий, убивающий людей и во время каждого своего предательства и убийства подмигивающий зрителям из-под маски.

В то же время Ричард Глостер – ярчайший гротескный образ мирового театра, ибо Шекспир наделил этого злодея уродливым телом. В первом же монологе трагедии Ричард говорит о себе так:

Меня природа лживая согнула

И обделила красотой и ростом.

Уродлив, исковеркан и до срока

Я послан в мир живой; я недоделан,

Такой убогий и хромой, что псы,

Когда пред ними ковыляю, лают^[29].

Историки находят свидетельства о том, что настоящий Ричард Глостер не был низеньким и хромым горбуном, каким рисовала его легенда и художественный вымысел, и сомневаются, так ли уж оправданно приписывать ему коварное убийство двух юных принцев в Тауэре. Но легенда пересиливает историческую правду: Ричард был и остается на сцене уродливым злодеем. Поэтому актеры, игравшие Ричарда, искажали тело с помощью бутафорского горба – большого (Лоуренс Оливье, Энтони Шер) или маленького (Михаил Ульянов) – или же представали согбенными не по возрасту и сгущали черты лица ярким гримом, рисуя образ злого клоуна (Рамаз Чхиквадзе).

В этом смысле К. Райкин и Ю. Бутусов были в традиции, когда наделили Ричарда Глостера ясными внешними признаками деформации скелета и двигательных нарушений: огромный горб на полспины; сведенный судорогой кулак, ввороченный внутрь; высушенная, не сгибающаяся левая рука; вывернутая, деформированная стопа, ноги разной длины. Эти детали были вполне натуралистичны.

Константин Райкин, как ранее англичанин Энтони Шер (его называют лучшим английским Ричардом III), внимательно изучал пластику движения людей с двигательными расстройствами и даже опробовал ее в реальной жизни – в стране, где его заведомо не узнает уличная толпа. Это было в стране Шекспира – Англии: однажды К. А. Райкин провел полдня на улице и в Британском музее, двигаясь с признаками своего героя – Ричарда Глостера (разумеется, без накладного горба). На такую проверку жизнью своей будущей роли, конечно, мог решиться только К. А. Райкин, чьи мимические способности и телесная память доведены почти до совершенства. Выход в город «в шкуре» Ричарда многое дал ему для чувства достоверности ощущений.