Константиновский равелин

И, уже отойдя на несколько шагов, он повернулся и неожиданно произнес:

— Вы молодчина, Ланская!

Лариса невольно улыбнулась в ответ грустной улыбкой. И неизвестно отчего: то ли от ласковой похвалы командира, то ли от жалости к самой себе, то ли просто оттого, что тяжело было на сердце, — из ее глаз обильно хлынули так долго сдерживаемые слезы.

Усова и всех погибших во время штурма похоронили рядом с могилой майора Данько. Похоронили тихо, без речей и салютов, да и в похоронах могло участвовать около десятка человек — остальные ожидали с минуты на минуту новой атаки.

После похорон Евсеев решил зайти к себе. В кабинете царил хаос: вещи со стола были сдуты на пол, стулья, перевернутые кверху ножками, беспорядочно валялись по всей комнате, крупные пласты штукатурки, сорвавшиеся с потолка, вдребезги разбились при ударе об пол, и все это покрывал толстый, в полпальца, слой мела и пыли.

Евсеев быстро поставил на место стулья, смахнул со стола пыль старым кителем и расставил вещи в прежнем порядке. Затем поднял настольный календарь и поймал себя на том, что не помнит, какое сегодня число. Махнув рукой, он уже хотел вызвать для уборки матроса, но не успел. В дверь постучали, и вошедший Юрезанский радостно доложил:

— Товарищ капитан третьего ранга! Вас там спрашивает капитан-лейтенант.

Это было и неожиданно и неправдоподобно. Евсеев с сомнением переспросил:

— Какой еще капитан-лейтенант?

— Помощник командира лодки! — совсем весело продолжал Юрезанский. — За ранеными прибыл! Он там, во дворе!

— Да ну?! — не удержался Евсеев и вскочил, будто его подбросили пружины. — Давай его сюда!

Юрезанский вмиг исчез, и вскоре в коридоре раздался громкий и чем-то знакомый Евсееву голос:

— Сюда, говоришь? Ну, добро! Тьфу, черт! Посвети, здесь темно! Видал, куда ваш отшельник забрался!

В дверях показался высокий, черный от загара капитан-лейтенант, с незажженной самокруткой в зубах.

— Здравия желаю! — широко шагнул он навстречу стоявшему Евсееву. — Огонька не найдется?

И вдруг застыл с широко раскрытыми глазами, изумленно проговорив:

— Позвольте! Так это — вы?!

Теперь Евсеев узнал его. Это с ним встретился он тогда, на Графской, в день прорыва немцев. Евсеев встретил его, как старого знакомого, усадил на стул, высек огонь и только после этого спросил слегка сдавленным голосом:

— Ну, рассказывайте! Откуда к нам и надолго ли?

Капитан-лейтенант пахнул дымом, кивнул на Юрезанского, сказал:

— Если бы не он, отправили бы меня ваши молодцы на тот свет! Две очереди по моей шлюпке дали! Спасибо, старшина вмешался!

— Вы уж извините их — время серьезное! — полушутя сказал Евсеев, и оба рассмеялись. — Я слышал, вы за ранеными?

— Да. Таков приказ! — подтвердил капитан-лейтенант. — Мы подошли на шлюпке с западной стороны почти незаметно. Думаю, оттуда их и следует переправлять!

— Мы уже так делали, — согласился Евсеев. — Велика ли у вас шлюпка?

— Да надувная! — презрительно скривился капитан-лейтенант. — По четыре человека на рейс. Лодка стоит недалеко. Часа за два управимся!

— Очень хорошо! — удовлетворенно произнес Евсеев и хлопнул Юрезанского по плечу. — Давай мигом к Ланской! Пусть готовит к эвакуации раненых!

— Есть! — сорвался с места Юрезанский, всем нутром чувствуя, какой камень свалился с плеч командира.

— Прыткий старшина! — усмехнулся ему вслед капитан-лейтенант. — А мы только что с Кавказа. Там — тишь да гладь! Персиками на улицах торгуют!

— Да, у нас тут немного пошумнее! — сыронизировал Евсеев и тотчас же добавил, чтобы гость не подумал, что он жалуется: — Но ничего! Держимся!

— Вот черт! Люблю героев! — воскликнул капитан-лейтенант. — О нем уже повсюду говорят, а он этак скромно — «держимся». Да знаете вы, как назвали там, на Большой земле, ваш гарнизон?

— Нет… Откуда же мне… — искренне пожалел Евсеев.

— Маленький Севастополь! Вот как! — Капитан-лейтенант стукнул кулаком по столу. — Вот вам и «держимся». Это не вы держитесь, а немцев держите, три кола им в рот и один в мягкое место!

— Маленький Севастополь! — гордо повторил Евсеев, готовый расцеловать энергичного капитан-лейтенанта. — Нет, вы понимаете, это здорово сказано!

— Еще бы! — хмыкнул капитан-лейтенант. — Я вам завидую до ушей! Но ничего не поделаешь — моя участь погибнуть под водой!

— Вот что! — вдруг заспешил Евсеев. — Вы посидите несколько минут, я сейчас вернусь.

— К раненым? — поинтересовался капитан-лейтенант.

— Нет, — возразил Евсеев. — К тем, кто еще на ногах, кто еще будет стоять насмерть в этих стенах. Пусть узнают немедленно обо всем, что вы сказали. — И, уже повернувшись в дверях, он произнес еще раз, торжественно и значительно: — Маленький Севастополь!

5. ПОДЛОЕ СЕРДЦЕ

С ранеными управились за полтора часа. Люди, уже потерявшие веру в спасение, вдруг приободрились, повеселели, стали даже шутить, и в то же время по их поведению чувствовалось, что они считают себя виноватыми перед теми, кто остается в равелине. Они осторожно, но не в силах скрыть радостных ноток в голосе, спрашивали у остающихся:

— А вы когда отсюда пойдете?

— Неужто так здесь и останетесь?

— Поди, тоскливо нас провожать?