Притаившийся Гусев окончательно потерял счет времени. Ему казалось, что стоит он здесь уже очень давно. Вокруг была такая тишина, что стало слышно, как тупо стучит кровь в висках. Но постепенно к этой тишине примешались какие-то шорохи. Где-то справа, тихо и методично, словно коготками, кто-то царапал камень. Внизу, в провале, шуршали мелкие камешки под чьими-то быстрыми, маленькими ножками. Внезапно возня внизу усилилась и раздался пронзительный писк и хрип. «Крысы», — догадался Гусев, и по спине прошел брезгливый холодок. Он пошарил по полу, нащупал камешек, швырнул в провал. Возня мгновенно прекратилась. Вновь установилась тишина, наполненная осязаемым течением времени. Вдруг настороженное ухо уловило чуть слышные короткие удары. Кто-то шел в другом конце коридора. Гусев встрепенулся. Шаги приближались. Они были часты и легки — не было сомнения, что шла женщина. Гусев весь напрягся, приготовившись к прыжку. Поравнявшись с поворотом, Лариса невольно замедлила шаги, и в ту же минуту он бросился на нее сзади и, зажав левой рукой рот, а правой обхватив за пояс, стал тащить к провалу. Лариса выгнулась, словно по телу пробежал электрический ток, затрепетала, забилась в чужих, грубых и страшных руках.
От недостатка воздуха кружилась голова, и Лариса чувствовала, что изнемогает, что в ушах стоит протяжный звон, а перед глазами пляшут огненные круги. Все ближе и ближе была зияющая дыра провала, все слабее сопротивлялась Лариса, как вдруг:
— Гусев! Гусев, это ты?
Это был испуганный, захлебывающийся голос Демьянова.
После ухода Гусева он не сразу сообразил, куда тот пошел, и только потом в его голове мелькнула страшная догадка. Он вскочил, точно его ударило током, беспомощно озираясь по сторонам. Первой его мыслью было броситься к Зимскому, но тотчас же он сдержал себя, так как в случае, если бы его догадка не подтвердилась, он мог бы оказаться в глупом положении.
«Нет! Надо идти самому!» — решил он, сжимая кулаки, и быстро, почти бегом направился вниз.
— Ты куда? — крикнул ему кто-то из темноты.
— Я сейчас! — ответил он поспешно, боясь, что кто-нибудь увяжется за ним, и тогда он будет вынужден рассказать о своих подозрениях. Но все оставались на своих местах, и он с облегчением выскочил во двор.
Стояла ночь, темная, теплая, украшенная крупным жемчугом голубоватых мерцающих звезд. Не верилось, что в такую умиротворяющую ночь может случиться что-то страшное, грязное и подлое.
В темноте черными пятнами смутно угадывались все четыре входа в помещения равелина. В какой из них идти вначале? Где, среди каких развалин, провалов и переходов искать этого обезумевшего от страха, злости и отчаяния, готового на все подлеца?
Какое-то чувство заставило Демьянова направиться прежде всего в лазарет. Быстрее, и быстрее, не обращая внимания на падения и ушибы, бежал он в темных, пахнущих сыростью коридорах, пока наконец перед ним не оказалась лазаретная дверь. С силой, рывком, толкнул он ее от себя и застыл от страшной предостерегающей тишины. Только часы методично и настойчиво отстукивали секунды, словно напоминая о времени, которое он здесь понапрасну теряет.
Он попятился и бросился по коридору, чувствуя, что опаздывает, что самое страшное, может быть, уже произошло!
Продвигаться было по-прежнему трудно, и он, чтобы не потерять ориентацию в кромешной темноте, скользил рукой по стене, пачкая ее в какой-то слизи и раня в кровь пальцы об острые камни.
И вдруг — впереди, за поворотом — чье-то частое, захлебывающееся дыхание и шарканье ног о цементный пол, быстрое, беспорядочное, отчаянное.
Демьянов мгновенно застыл, точно его кто-то крепко схватил за плечи. Что-то острое кольнуло под ложечкой — похоже, что это был страх. Он пожалел в этот миг, что в суматохе не захватил с собой автомат. Но то, что до сих пор удерживало его за плечи, так же властно толкнуло его вперед, и он пошел крадучись, на цыпочках и миновал поворот. Теперь сомнения не было — впереди, а пяти — шести шагах, барахтались два человека.
И он крикнул — раз, второй, третий — ломающимся от волнения голосом:
— Гусев, отзовись!
— Ну что тебе? — прохрипел наконец тот в ответ злым голосам, на секунду приостановившись.
Услышав, кто на нее напал, Лариса, собрав последние силы, стала с ожесточением вырываться вновь. Тетерь Гусев едва удерживал ее.
— Чего тебе?! — повторил он и, изловчившись, быстро нагнулся и нащупал рукой большой острый камень.
— Оставь Ларису! — приказал Демьянов, окончательно овладевший собой. Он стал медленно подходить к Гусеву. — Оставь! Ну!
— Не подходи! — прохрипел Гусев.
— Брось! Ну! Последний раз говорю! — голос Демьянова теперь звенел от твердости.
И Гусев понял, что столкновения не избежать. Теперь Лариса была уже ему не нужна. Она мешала. Но отпустить ее тоже было нельзя. Он колебался только секунду. Размахнувшись, он с силой опустил камень на ее голову. Слабо охнув, Лариса затихла, и он столкнул ее тело в провал. Посыпались, затарахтели увлекаемые ею камни, затем все стихло.