Константиновский равелин

Слезы накипали у него на глазах, но он не замечал их и быстрыми шагами, почти бегом, несся по коридору, торопясь поскорее выбраться прочь из этих мрачных сырых коридоров туда, на свежий воздух, к людям, чтобы найти среди них и помощь, и успокоение, и сочувствие.

А люди с деловым видом пробегали между секциями с автоматами в руках, готовились к атакам и тянули связь на КП.

Из развалин северо-восточной секции вышел лейтенант Остроглазов. Прищурившись от утренних лучей, он сладко потянулся, затем посмотрел на небо, где над местом будущей переправы одиноко висела «рама», вынул пистолет и выстрелил в нее несколько раз подряд. Пара трясогузок, напуганная стрельбой, сорвалась с камней и, ныряя, пересекла двор.

«Рама» вдруг повернула и ушла в сторону Инкермана. Остроглазов весело рассмеялся…

И в этом мире людей, суетящихся, тянущих связь, с презрением стреляющих по самолетам, появление Зимского с необычайной ношей на руках вызвало недоумение и смятение. Все мгновенно окружили его плотным кольцом, с жалостью и сочувствием смотря на окровавленное, но не потерявшее красоты лицо Ларисы. Лейтенант Остроглазов решительно протиснулся сквозь толпу, стремительно вскинул глаза на Зимского.

— Жива?!

— Без чувств!

— Нашатырный спирт! Живо! — приказал лейтенант одному из матросов. Тот со всех ног бросился в лазарет.

— Как же это получилось?

— Кто ее?

— Какой гад поднял руку?

Этот град вопросов посыпался на Зимского, но тот только недоуменно пожимал плечами, сам не в силах ничего объяснить.

— Где вы ее нашли? — спросил в свою очередь Остроглазов.

— Там… Недалеко от лазарета… в провале… — Зимский только теперь вспомнил о другой жертве. — Там же лежит убитый Демьянов…

— Убитый? — изумленно поднял брови лейтенант.

— Да… очевидно, ударами в голову…

— Черт! — со злостью сжал кулаки лейтенант. — Ничего не понимаю! Ага! Принесли? — обратился он к матросу, принимая от него пузырек с нашатырным спиртом. — Ну-ка…

Он открыл пробку и поднес пузырек к самому носу Ларисы. Прошла секунда, две… три… четыре…

Но вот веки Ларисы дрогнули, она слабо застонала и открыла глаза. Она смотрела вокруг мутным взглядом, ничего не понимая, потом глаза ее прояснились, и она вдруг затряслась в судорожных рыданиях.

Все, словно по команде, хмуро опустили головы, Алексей покрепче прижал вздрагивающую Ларису к себе, захлестнутый по самое горло радостью от ее возвращения к жизни.

Она уткнулась носом ему в грудь и сквозь сдавленные нервной судорогой челюсти смогла выдавить всего лишь одно слово:

— Гусев…

Глаза Алексея потемнели от ярости, глухим валом пронесся по толпе гневный ропот. Остроглазов скрипнул зубами.

— Негодяй! Жаль, что отделался такой легкой смертью! — и затем, повернувшись к Алексею, проговорил: — Товарищ Зимский! Отнесите Ланскую в лазарет. Я сейчас доложу обо всем капитану третьего ранта!

И сквозь группу мгновенно расступившихся матросов, освободивших дорогу, Алексей медленно пошел вперед, бережно и нежно унося понемногу оттаивающую от ледяного ужаса прошедшей ночи Ларису…

Когда Алексей вернулся в секцию, товарищи, сидевшие у амбразур и брешей, встретили его с подчеркнуто теплым вниманием. Этим было высказано признание его права на любовь Ларисы, этим же выражалось сочувствие по поводу ночного происшествия и радость в связи с благополучным его исходом.

Сам же Алексей находился в нервозно приподнятом состоянии. Он окончательно понял, что без Ларисы нет ему жизни на этой земле, и теперь, оставив ее в лазарете с каждой минутой набирающей силы, он был готов смеяться и плакать от счастья!

Он прошел в свой угол и опустился на пол рядом с Шамякой.

Шамяка подвинулся, давая место, сказал, показывая на дальний бугор:

— Слышь, Алексей, что я тебе скажу! Ось я уже давно наблюдаю: покажется на том бугорке фриц, посмотрит по сторонам и — хоп униз! Шо они там, морскую воду пьют, чи шо?

Он не договорил. На бугорке действительно появился очередной немец и, поспешно осмотревшись, юркнул вниз, под уклон, туда, где море подступало к самому подножию равелина.

— Погоди, погоди! — оживился Зимский. — Да ведь это они накапливаются! Вот гады! Ведь там, под берегом, до самых стен можно незамеченным дойти!

— От и я думаю, что накапливаются! — согласился Шамяка. — Надо лейтенанту сказать!

Остроглазов еще не вернулся, и Зимский, вскочив, бросился его искать.

Он встретил лейтенанта во дворе, когда тот возвращался от Евсеева. Лейтенант шел, смотря себе под нога, отфутболивая камешки, встречающиеся на его пути. Выслушав взволнованный доклад Зимского, Он помрачнел и заторопился.

— Экие сволочи! Я сейчас! Будьте наготове — я вновь к капитану третьего ранга!

Когда Зимский вернулся в секцию, картина не изменилась: все так же, словно работала какая-то детская игрушка, появлялся на вершине солдатик и тотчас же исчезал, уступая место другому.

— И как давно все это? — кивнул на бугорок Зимский.

— Та уже минут сорок! — ответил Шамяка.

— Ну и дурак! — разозлился Зимский. — Сразу нужно было доложить!

— Э-э, нет! — протянул Шамяка. — От я раз «сразу» доложил, так потом месяц не мог людям в глаза смотреть!