Конституция свободы

Многие из самых известных формулировок этих идеалов встречаются, конечно, в знакомых текстах Эдмунда Бёрка[356]. Но, пожалуй, с наибольшей полнотой доктрина верховенства закона сформулирована в работе Уильяма Пейли, «великого кодификатора мысли в эпоху кодификации»[357]. Она заслуживает обстоятельного цитирования. «Первый принцип свободного государства, – пишет он, – состоит в том, чтобы все законы принимались одной группой людей, а проводились в жизнь другой; иными словами, чтобы фигура законодателя и фигура судьи оставались раздельными. Если эти должности соединены в одном лице или собрании, то для конкретных случаев принимаются особые законы, чаще всего имеющие источником особые мотивы и направленные к частным целям: пока эти фигуры остаются раздельными, общие законы принимает одно собрание людей, не могущих предвидеть, кого эти законы могут затронуть; а когда они приняты, их должны применять другие, и пусть они затрагивают кого хотят. <…> Когда стороны и интересы, которые будут затронуты законом, известны, законодатель непременно отдаст предпочтение одной или другой стороне; а там, где нет ни фиксированных правил, которые бы регулировали их решения, ни высшей власти, которая бы контролировала их деятельность, эти пристрастия воспрепятствуют безупречности публичного правосудия. Неизбежным следствием будет то, что подданные такой конституции либо будут жить, не имея постоянных законов, то есть не имея каких-либо известных и заранее установленных правил судебного разрешения конфликтов, либо будут подчиняться законам, принятым для конкретных лиц и несущим в себе все противоречия и всю несправедливость мотивов, которые были их источником.

От таких опасностей, благодаря разделению законодательных и судебных функций, в этой стране есть действенная защита. Парламенту не известны те индивиды, к которым будут применяться его законы; перед ним нет ни сторон, ни интересов; нет никаких частных проектов, которым он служит: поэтому его решения будут подсказаны соображениями универсальных эффектов и тенденций, а это всегда порождает беспристрастные и, как правило, выгодные нормы»[358].

8. С концом XVIII века закончилось и время, когда Англия вносила важный вклад в развитие принципов свободы. Хотя Маколей повторил в XIX столетии то, что сделал Юм для XVIII[359], и хотя вигская интеллигенция из Edinburgh Review и экономисты, следовавшие традиции Смита, такие как Джон Р. Мак-Куллох и Нассау У. Сениор, продолжали мыслить о свободе в классических терминах, движение вперед было незначительным. Новый либерализм, постепенно вытеснивший вигизм, все больше подпадал под влияние рационалистических пристрастий философских радикалов и французской традиции. Бейтам и его утилитаристы своим презрительным отношением ко всем особенностям британской конституции, которыми до той поры восхищались больше всего, много способствовали разрушению представлений[360], которые Англия отчасти сохранила со Средних веков. И они занесли в Британию то, что прежде там совершенно отсутствовало, – желание перестроить на рациональных началах все ее законы и институты.

Непонимание традиционных принципов английской свободы людьми, руководствовавшимися идеалами Французской революции, отчетливо видно на примере одного из первых апостолов этой революции в Англии, д-ра Ричарда Прайса. Уже в 1778 году он утверждал: «Определение свободы слишком несовершенно, когда говорится, что это должно быть „правление ЗАКОНОВ, а не ЛЮДЕЙ“. Если законы созданы одним человеком или некоей кликой, а не общим согласием народа, правление таких законов не отличается от рабства»[361]. Спустя восемь лет он уже мог похвастаться одобрительным письмом от Тюрго: «Как это получается, что вы чуть ли не первым из писателей своей страны смогли дать верную идею свободы и показать всю ложность идеи, столь часто повторяемой почти всеми республиканскими авторами, „что свобода состоит в том, чтобы подчиняться только законам“»[362] С тех пор по существу французское понятие политической свободы начало вытеснять английский идеал индивидуальной свободы, так что через некоторое время можно было сказать, что «в Великобритании, которая чуть больше столетия назад отвергла идеи Французской революции и возглавила сопротивление Наполеону, эти идеи восторжествовали»[363]. Хотя в этой стране большая часть достижений XVII столетия пережила XIX век, дальнейшее развитие лежавших в их основе идеалов мы должны искать в другом месте.

Глава 12 Американский вклад: конституционализм