Конституция свободы

Труд Локка получил известность главным образом как всестороннее философское оправдание Славной революции[329], а его подлинный вклад заключается преимущественно в более общих размышлениях о философских основаниях правления. Но тем аспектом его работы, который был наименее важен в его время и больше всего занимает нас здесь, является его кодификация победившей политической доктрины, тех практических принципов, которые, как было решено, должны отныне и впредь контролировать правомочия государства[330].

Если в философской части своих рассуждений Локк занят источником, делающим власть легитимной, и общей целью правления, то практическая проблема, которая его занимает, – как можно не допустить, чтобы власть, кому бы она ни принадлежала, стала произвольной: «Свобода людей в условиях существования системы правления заключается в том, чтобы жить в соответствии с постоянным законом, общим для каждого в этом обществе и установленным законодательной властью, созданной в нем; это – свобода следовать моему собственному желанию во всех случаях, когда этого не запрещает закон, и не быть зависимым от непостоянной, неопределенной, неизвестной самовластной воли другого человека»[331]. Его аргумент направлен главным образом против «беспорядочного и ненадежного применения власти»[332]: существенно то, что «кто бы ни обладал законодательной или верховной властью в любом государстве, он обязан править согласно установленным постоянным законам, провозглашенным народом и известным народу, а не путем импровизированных указов; править с помощью беспристрастных и справедливых судей, которые должны разрешать споры посредством этих законов; и применять силы сообщества в стране только для выполнения таких законов»[333]. Даже законодатели не имеют «абсолютной деспотической власти»[334], и «законодательная власть не может брать на себя право повелевать посредством произвольных деспотических указов; наоборот, она обязана отправлять правосудие и определять права подданного посредством провозглашенных постоянных законов и известных уполномоченных на то судей»[335], тогда как «верховный исполнитель закона… не имеет ни воли и ни власти, кроме тех, которыми обладает закон»[336]. Локк не склонен признавать какую-либо суверенную власть, и сам «Трактат» порой характеризуется как критика идеи суверенитета как таковой[337]. Главная практическая защита от злоупотребления властью, предложенная им, – это идея разделения властей, которую он излагает несколько менее отчетливо и в менее привычной форме, чем некоторые его предшественники[338]. Больше всего его заботит, как ограничить своеволие «того, в чьих руках находится исполнительная власть»[339], но никаких особых предохранительных механизмов он не предлагает. Однако его конечная цель – то, что сегодня часто называют «приручением власти»: цель, ради которой люди «выбирают и уполномочивают законодательный орган, заключается в том, чтобы принимались законы и устанавливались правила в качестве гарантии и охраны собственности всех членов общества, дабы ограничивалась власть и умерялось господство каждой части и каждого члена общества»[340].

6. Путь от одобрения идеала общественным мнением до его полной реализации в политике весьма долог; и идеал верховенства закона, пожалуй, еще не успел полностью воплотиться в практике, когда спустя двести лет процесс пошел в обратном направлении. Как бы то ни было, главным периодом консолидации, когда он все больше входил в повседневную жизнь, была первая половина XVIII века[341]. Начиная с окончательного подтверждения независимости судей Актом о престолонаследии 1701 года[342]и принятия в 1706 году последнего парламентского закона о конфискации имущества и лишении прав состояния в отношении конкретного лица (bill of attainder) – что привело не только к окончательной формулировке всех аргументов против таких произвольных действий законодателей[343], но и к повторному подтверждению принципа разделения властей[344], – этот период стал временем медленного, но неуклонного распространения большинства тех принципов, за которые сражались англичане в XVII столетии.