Конституция свободы

К концу 1930-х годов эти тенденции стали вызывать все большее беспокойство, и в результате был назначен соответствующий комитет по расследованию – Комитет по административным процедурам при федеральном прокуроре США, – задача которого была сходна с задачей, стоявшей перед аналогичным британским комитетом десятью годами ранее. Но и этот комитет в докладе большинства[607] представил происходящее как нечто неизбежное и безвредное, даже превзойдя в этом британский. Общий тон доклада лучше всего описать словами декана [Гарвардской школы права] Роско Паунда: «Пусть даже ненамеренно, большинство движется в сторону административного абсолютизма, представляющего собой фазу абсолютизма, который набирает силу во всем мире. Идея исчезновения права; идея общества, в котором не будет закона или будет только один закон, состоящий в том, что нет никаких законов, кроме административных распоряжений; доктрины, согласно которым не существует никаких прав, законы суть только угрозы применения силы государством, а правила и принципы – не что иное, как предрассудки и благочестивые пожелания; идеи, что разделение властей есть устаревший способ мышления, свойственный XVIII веку, что доктрина верховенства закона, характерная для общего права, устарела; интерпретация публичного права как „подчиняющего права“ (subordinating law), которое подчиняет интересы индивида интересам государственных должностных лиц и предоставляет последним правомочия отождествлять одну из сторон конфликта с общественным интересом и тем самым придавать ей большую ценность и игнорировать остальные; и, наконец, теория, в соответствии с которой закон – это все, что официально установлено, а потому все, что делается официальным образом, законно и не подлежит критике юристов – вот в таком контексте следует рассматривать предложения большинства»[608].

7. К счастью, во многих странах есть несомненные признаки реакции против этих изменений, происходивших на протяжении последних двух поколений. Пожалуй, они более заметны в странах, прошедших через опыт тоталитарных режимов и знающих, чем грозит ослабление ограничений, налагаемых на власть государства. Даже среди социалистов, которые еще недавно высмеивали традиционные методы защиты индивидуальной свободы, можно наблюдать гораздо более уважительное отношение к ним. Немногие столь откровенно выразили это изменение взглядов, как знаменитый патриарх социалистических философов права, покойный Густав Радбрух, который в одной из своих последних работ сказал: «Демократия – несомненное благо, представляющее большую ценность. Правовое же государство жизненно необходимо, как хлеб и вода, как воздух. И самое лучшее, что есть в демократии, – так это то, что лишь она одна способна обеспечить существование правового государства»[609]. То, что демократия на деле необязательно или не всегда к этому пригодна, становится слишком хорошо ясно из того, как сам Радбрух описывает ход событий в Германии. Вероятно, было бы более правильно сказать, что демократия не просуществует долго, если не сумеет сохранить верховенство закона.

Успех принципа судебного контроля после войны и оживление интереса к теориям естественного права в Германии также являются симптомами этой тенденции[610]. В других странах Европейского континента аналогичные движения также развиваются полным ходом. Во Франции Жорж Рипер внес существенный вклад своим исследованием «Упадок права», в котором он делает справедливый вывод: «Прежде всех прочих, вина ложится на юристов. Это они на протяжении полувека подрывали концепцию индивидуальных прав, даже не сознавая, что тем самым они уступают эти права всемогуществу партийного государства. Некоторые из них хотели быть прогрессивными, другие же верили, что они заново открывают традиционную доктрину, которую разрушил либеральный индивидуализм XIX столетия. Ученые часто выказывают определенное простодушие, мешающее им видеть те политические выводы, которые другие сделают из их бескорыстных доктрин»[611].