Конституция свободы

Однако в книге, подобной этой, мы можем не обращать внимания на политические нужды, которые существующее состояние умов навязывает текущим решениям. Нам достаточно показать, что в большинстве западных стран сельскохозяйственная политика находилась под влиянием идей не только обреченных на провал, но и, в случае их широкого применения, ведущих к тоталитарному контролю над всей хозяйственной деятельностью. Мы не можем использовать принципы социализма для выгоды только одной группы; если мы пойдем на это, то будем не в состоянии противиться требованиям других групп, желающих, чтобы их доходы также определялись властью в соответствии с предполагаемыми принципами справедливости.

По-видимому, лучше всего проиллюстрирует последствия такой политики ситуация, возникшая в США после попыток применить концепцию «паритета», которые длились двадцать лет[799]. Попытка гарантировать сельскохозяйственным производителям цены, находящиеся в фиксированном отношении к ценам на промышленные товары, неизбежно ведет к блокировке сил, которые могли бы содействовать тому, чтобы сельскохозяйственным производством занимались только люди, которые делают это с наименьшими издержками, и чтобы они производили только товары, которые можно продать с прибылью. Нельзя отрицать, что когда этим силам предоставляется свобода действия, рост доходов в сельском хозяйстве в переходный период отстает от роста доходов остального населения. Но никакие наши действия, разве что полная остановка технологического развития и накопления богатства, не отменят необходимость этой адаптации; и любые попытки смягчить последствия этого процесса, принудительно перераспределяя доходы между городом и селом, и тем самым замедлить его приведут к накоплению нерешенных проблем адаптации, а это только увеличит трудности их решения.

Результаты такой политики в ОША – постоянный рост избыточных запасов продовольствия, которые стали новой угрозой для стабильности сельского хозяйства не только Америки, но и всего мира, абсолютно произвольное и при этом неэффективное и нерациональное распределение посевных площадей и т.п. – все это слишком хорошо известно и не нуждается в описании. Немногие возьмутся отрицать, что главной проблемой стал поиск того, как политика могла бы выпутаться из ситуации, которую сама же и создала, и что американское сельское хозяйство было бы более здоровым, если бы государство никогда не вмешивалось в вопросы установления цен, объемов и методов производства.

3. Хотя иррациональность и абсурдность современной сельскохозяйственной политики особенно наглядно видны в США, нам следует обратиться к опыту других стран, чтобы в полной мере представить себе, насколько такая политика, если ее проводить систематически, сковывает руки фермерам (при этом их «стойкая независимость» часто упоминается как аргумент, чтобы содержать их за счет общества), загоняет их в самые жесткие рамки и превращает в самых подконтрольных из всех производителей.

Наверное, дальше всего эта ситуация зашла в Великобритании, где была установлена невиданная по эту сторону железного занавеса степень надзора и контроля за большинством видов сельскохозяйственной деятельности. Возможно, не избежать того, что, если сельское хозяйство ведется преимущественно на средства государства, надо устанавливать определенные стандарты, и даже что в качестве наказания за то, что власти считают плохим ведением сельского хозяйства, надо прогонять провинившегося с его собственности. Но странная иллюзия ожидать, что сельское хозяйство станет лучше адаптироваться к изменяющимся условиям, если методы сельскохозяйственного производства поставить под контроль фермерского комитета и если тот метод, который вышестоящий орган или большинство сочтет наилучшим, объявят стандартом и будут повсеместно принудительно внедрять. Такие ограничения могут быть лучшим способом сохранения известного нам типа сельскохозяйственного производства, который многие (большинство из них, надо полагать, живет в городах) хотели бы сохранить как память о прошлом; но они могут привести только к тому, что сельскохозяйственное население будет все сильнее зависеть от других.

Необыкновенная озабоченность англичан судьбой сельского хозяйства обязана, вероятно, скорее эстетическим, чем экономическим соображениям. Еще вернее это в отношении горных крестьян, о сохранении которых пекутся в таких странах, как Австрия и Швейцария. Во всех этих случаях бремя дополнительных налогов принимается из страха, что с исчезновением традиционных методов ведения сельского хозяйства изменится знакомый образ сельской местности и что если специально не защищать фермеров или крестьян, они совсем исчезнут. Из-за этих представлений люди и боятся любого сокращения сельского населения, и при каждом сообщении о брошенной ферме их воображение рисует картину опустевших долин и деревень.