Контроль

В соседнем ряду, через проход, сидит мамаша с дочкой. Девочка очень мала, должно быть в школу еще не ходит. Ей нравится иногда гулять по вагону с куклой и представлять, будто она куклу учит. Показывает ей мамины вещи, дает посмотреть в окно, рассказывает, что там видно; знакомит с людьми, которые добродушно улыбаются в ответ. Мамаша поправляет дочку при каждом ее движении. Более того: она кричит на девочку. Туда – ходить не надо, это – трогать нельзя, здесь – нужно быть осторожнее, так – вести себя не хорошо. Девочка подчиняется, не злится, не обижается, не капризничает. Она привыкла, что на нее кричат. Для нее это такая же обыденность, как восход солнца по утрам.

По-видимому, мамаша настроена всю дорогу терроризировать дочку. Это все, что ее увлекает, других занятий она не находит.

Вряд ли она мучит свою дочку ради воспитания. Она делает это не осознавая, делает потому, что может. Если подойти и спросить ее, почему девочке нельзя касаться того, или запрещено идти туда, мамаша будет вопросительно таращить глаза и переспрашивать, не понимая, что тебе, собственно, нужно. Даже если обосновать, что нет ничего зазорного в том, что ее дочка делает, мамаша все равно будет искренне удивлена тем, что услышала замечание, ведь она делает то, к чему привыкла, потому не видит в своем поведении ничего странного.

Трудно понять стратегии поведения многих людей, кажется, что их вовсе нет. Смотришь на людей: вроде есть все признаки человека разумного, но присмотришься особо к каждому и понимаешь, что своими способностями они либо не пользуются вовсе, либо только делают вид.

В самом деле, о многих можно сказать, что они разумные люди, но при лучшем знакомстве понимаешь, что они лишь подражают некому общепринятому шаблону разумного человека. Шаблон этот воспитан с детства и почти универсален для языковой среды, в которой человек родился. Из этого воображаемого представления о разумном человеке люди черпают стратегии поведения, суждения и мораль.

Попробуй только обратить чье-либо внимание на этот факт. Никто его не признает. Будут смущенно косить глаза и кривить губы, но допустить даже возможность подобного не позволят. Чтобы осознать этот факт необходимо сравнить различные стратегии поведения и суждений, нужно провести самостоятельную мысленную работу по этому вопросу. Выполнить эту работу большинству лень. Либо не хватает терпения.

29

Снова звонит, жалуется о своих переживаниях за брата, о бессонной ночи, о расшатанных нервах матери. Говорит, что ее брат таков какой есть и своего решения отправиться на войну не изменит. Твои доводы ей не нравятся, расценивает их, как хладнокровные, бесчувственные; снова повторяет свое странное выражение, что «тебе не понять, пока ты с подобным не столкнешься».

В самом деле, что ты можешь ей ответить? Не будешь же сочинять что-либо ради временного утешения?

Доводы просты. За войну государство должно платить, и кто готов воевать, должен требовать наибольшей оплаты. Армейская служба должна восприниматься исключительно как средство рискованного заработка. Правители не должны дурить людям головы, называя службу гражданским долгом. Нет уже государств, народы которых стремились бы к порабощению соседних народов. Также прошли варварские времена, когда наградой за войну была возможность грабить. Следовательно, призыв защищать родину может расцениваться только как требование властей спасти или наоборот укрепить их чиновничье положение. Правители борются с другими правителями, вовлекая в это народ, если для того возникает необходимость. Если они хотят сохранить свои должности, или усилить полномочия, им следует щедро за это платить. Каждый, кто идет на войну, должен понимать свой удел, не сочинять для себя мнимых якобы высших причин, не следовать тому, что выдумывают идеологи войны. Последним вообще не должно быть позволено существовать.

Но она хочет услышать облегчающие душу оправдания патриотических побуждений, которые направили ее брата убивать. Ей хочется услышать, что он рискует не зря. А если погибнет, то за святое дело.

Не стоит утешать ее в подобной наивности. Надо помнить, что всякое требование сочувствия самолюбиво, так как жаждет удовлетворения. Каждый, кто ищет сострадания, интуитивно понимает это, но не осмелится признать вслух. Поскольку подобное не принято. Поскольку в языке подготовлены иные шаблоны. Эти шаблоны говорят: на доброй стороне тот, кому следует сочувствовать, на злой – тот, кто отказывает в сострадании.

Подобного рода шаблонами убеждаются наивные умы: якобы тот, кто отправляется на войну, следуя священному долгу защищать отечество, тот среди праведных. Того же, кто требует справедливой оплаты за риск погибнуть, спасая полномочия чиновников и всю их систему управления, которую принято называть государством, трафаретная идеология требует осудить, как изменника.