Контрреволюция

Использовав помощь слева, Керенский постарался использовать помощь справа. Он убедил генерала Алексеева выступить посредником между ним и Корниловым. Алексеев вел переговоры со Ставкой по прямому проводу. Он убедил Корнилова, что нет причины опасаться выступления большевиков в Петрограде и что потому отпадает главная причина направления конного корпуса к столице. Корнилов, обескураженный неудачей Крымова, подчинился Керенскому и сдал должность Верховного главнокомандующего Алексееву.

Последовали аресты – самого Корнилова, генералов Лукомского[134], Романовского, полковника Плющевского-Плющик[135] и других. Одно время подвергся аресту и Аладьин. В Бердичеве были арестованы генерал Деникин и полковник Марков[136], заявившие в начале конфликта о своей солидарности с Корниловым. Все эти лица в дальнейшем возглавили контрреволюционное движение на Юге России и играли видную роль в Гражданской войне.

В развитии и ликвидации Корниловского выступления совершенно различные позиции заняли два военачальника, возглавлявшие посты не на фронте, а внутри страны: донской атаман генерал Каледин и командующий войсками Московского военного округа полковник Верховский[137].

Каледин был не только вполне солидарен с Корниловым, но он в своем выступлении на Московском государственном совещании шел дальше Корнилова в своих требованиях к Временному правительству. Незадолго до своего выступления Корнилов потребовал от Каледина сосредоточения казачьих частей на Дону, на северной границе Донской области. В связи с этим Каледин объезжал северные районы, области как раз в момент Корниловского выступления. Это было понято как желание пресечь подвоз продуктов с Юга России к столицам. Командующий войсками в Москве Верховский послал телеграмму Каледину, угрожая встретить казаков огнем, если они перейдут границы области. Керенский, со своей стороны, опираясь на Советы на Дону, отдал приказ об аресте генерала, объявив его мятежником и предателем Родины. Положение Каледина осложнилось, и он не без труда избег ареста. Однако на его сторону стал Донской Круг, на котором Каледину удалось доказать, что он не собирался останавливать подвоз хлеба к столицам, и после длительных переговоров обвинение Каледина в измене было снято и был установлен временный, хоть и довольно плохой мир.

Верховский, наоборот, уже со дня своего назначения в Москву явно выражал несочувствие к политике Корнилова. Когда началось Корниловское выступление, он это свое несочувствие резко выразил в телеграмме, посланной Каледину.

Командующий войсками Московского военного округа был сравнительно молодым офицером, он был только что произведен в полковники и на большой пост командующего войсками, а затем на еще больший – пост военного министра – был вынесен революционной волной, которая поставила его на несколько месяцев на вершины власти.

Еще в юные годы он проявлял либерализм, который в условиях, в которых он обретался в то время, оказался недопустимым и повлек за собой для него неприятные последствия.

Он кончал Пажеский корпус в 1905 году. Был первым учеником, фельдфебелем и камер-пажом самого царя. Он, несомненно, выделялся среди товарищей по способностям и общему развитию, но обладал преувеличенным самомнением, которое выражал в насмешливом и пренебрежительном отношении к окружающим. Товарищи его не любили.

Зимой 1905 года время было тревожное: только что отгремели 9 января залпы на Дворцовой площади по рабочим, пришедшим просить заступничества у царя. Верховский, камер-паж Николая Второго, позволил себе вести какие-то либеральные разговоры о событиях 9 января с вестовыми корпусного манежа. Товарищи, не любившие самоуверенного фельдфебеля, подслушали эти разговоры, возмутились и донесли о них не начальству, а, по традициям корпуса, в порядке товарищеской иерархии, старейшему бывшему пажу, одному из генерал-адъютантов царя.

В результате по распоряжению военного министра было назначено строгое расследование дела, и Верховского разжаловали в рядовые и отправили искупать грехи в действующую армию в Манчжурию. Там он отличился, получил знак отличия военного ордена, так называемый «солдатский Георгий»[138], был произведен в офицеры, потом успешно окончил Академию Генерального штаба и на Первую мировую войну выступил уже в должности начальника штаба дивизии или офицера для поручений в штабе корпуса. Вскоре он был ранен, получил офицерский Георгиевский крест и был произведен в полковники.

Я познакомился с ним незадолго до революции. Он приехал с фронта в Петроград и на квартире своего знакомого, члена Государственной думы Ковалевского, делал маленький доклад о моральном состоянии нашей армии. Я был в числе приглашенных, доклад Верховского меня заинтересовал, и, так как я сам провел 15 месяцев на фронте и имел собственные представления по существу доклада, у нас с ним завязался интересный для нас обоих разговор, который мы решили продолжить на следующий день за завтраком в ресторане Пивато.