Контрреволюция

Однако все больше и больше слышались толки о разделе всего нашего сельскохозяйственного инвентаря между крестьянами соседних деревень. Претендовали на исключительное право получения его крестьяне деревень Буда, Выдрица и Родьковка – это были потомки наших крепостных, и они на основании какой-то своеобразной традиции считали себя законными наследниками нашей земли и скота. Еще больше разговоров было о дележе запасов спирта на нашем винокуренном заводе, которым интересовалась уже вся округа.

Последний вопрос нас очень беспокоил. Запасы спирта на заводе были весьма значительные. Во время войны, после того как продажа водки по личному повелению царя была прекращена, спирт шел исключительно на промышленные надобности, и требования поставок задерживались, а со времени начала революции прекратились вовсе.

В заводской цистерне имелось свыше 10 тысяч сорокаградусных ведер спирта, и дележ их по почину самих крестьян представлял несомненную опасность. Не могло быть никакого сомнения в том, что при дележе спирта люди почти наверняка перепьются, а при таких условиях нельзя было предвидеть, во что выльется настроение возбужденной толпы. Можно было опасаться разгрома всей усадьбы, могла возникнуть и угроза жизни ее обитателей.

Я обратился в местное акцизное управление, прося немедленно вывезти спирт из нашего завода, вывезти непременно под конвоем, так как по пути легко можно было ждать нападений на транспорт с драгоценной влагой.

Акцизное ведомство, по-видимому, уже сталкивалось с острым положением, подобном нашему, на многих винокуренных заводах, и само не знало, что делать и как оберегать запасы жидкости, привлекающей особый интерес населения.

На завод прибыл чиновник акцизного ведомства с распоряжением выпустить весь запас спирта в воду. Распоряжение это довольно существенно затрагивало наши имущественные интересы, так как стоимость всего спирта, предназначенного к выпуску в воду, доходила до 10–22 тысяч рублей золотом. Однако мы предпочитали идти на эту жертву, чем рисковать худшими неприятностями.

Операция выпуска спирта должна была состояться по прибытии казачьей сотни, которая должна была обеспечить проведение ее без помехи.

Между тем слух о предстоящем выпуске спирта в воду каким-то образом проник в среду крестьян, и с утра к заводу стали стекаться толпы крестьян не только из ближних, но и дальних деревень. К полудню размер толпы, окружающей завод, дошел до двух, а может быть, и более тысяч человек, а казачьей сотни все еще не было.

Поначалу спокойное настроение крестьян становилось все более и более возбужденным. Все громче раздавались, с одной стороны, недовольство предстоящей операцией, с другой – готовность взять ее в свои руки. Я старался держаться в стороне, предоставляя распоряжаться всем акцизному чиновнику. Его положение было нелегкое: со всех сторон его осаждали крестьяне с самыми разнообразными предложениями и даже требованиями. Каждую минуту можно было ждать взрыва, который мог привести к самым неожиданным и неприятным последствиям.

Наши несомненно добрососедские отношения с крестьянами ближних деревень могли играть теперь роль лишь в тех случаях, когда приходилось иметь дело с несколькими знакомыми крестьянами. А в данном случае налицо была огромная толпа малоизвестных людей, возбуждение которой росло ежеминутно. Так продолжалось до того момента, когда по направлению к железнодорожной станции появилось облако пыли и раздались крики: «Казаки, казаки…»

Действительно, к заводу на рысях двигалась казачья полусотня. Не прошло и получаса, как вокруг отдельного здания с цистерной, в которой хранился спирт, было выставлено оцепление и начался выпуск спирта в воду…

Как раз перед цистерной, на скате к берегу озера, была разложена шерсть, соскобленная с кож, обрабатывавшихся на нашем кожевенном заводе, расположенном рядом с винокуренным. По этой шерсти широким потоком тек спирт и пропитал ее основательно. Как только операция была закончена и оцепление снято, куча мужчин, женщин и детей бросилась выжимать спирт из этой довольно неприглядного вида шерсти. Перепились многие, но тем не менее день закончился благополучно, и ни имущественного ущерба, ни личных обид мы не понесли.

Вскоре после операции со спиртом, поздно вечером, ко мне пришли два моих приятеля, крестьяне деревни Буда, – мой кум Панас Ефременков и Никифор Шведов.

«Пришли мы к вам, Борис Александрович, – стал рассказывать Панас, – потому что задумали наши будяне нехорошее дело. Нынче была сходка, Власенок затеял, порешили разбирать ваш кирпичный завод. Мы было стали спорить – куды там… Власенок всех сбил с толку. Только мы с Никифором не хотим ехать, не хотим чужого брать…»

Я поблагодарил Панаса и Никифора за сообщение и участие, но сказал, что препятствовать разбору кирпича не могу, а потому и не собираюсь. «А вам обоим советую от других не отставать, кирпич и вам пригодится», – добавил я.