Контрреволюция

Но каково бы ни было отношение Пильца ко мне в то время, заслужить одобрение начальства в результате выборов было важнее всего.

Он получил указание министра внутренних дел Маклакова приложить все старания к тому, чтобы в Государственную думу прошли «правые». Я показался Пильцу слишком «левым», конечно же потому, что я был таковым на самом деле, а вероятно, по некоторой самостоятельности во мнениях, мне присущей. Очень страшным «левым» я в его глазах не был, но на всякий случай, во исполнение указаний начальства, он попытался устранить меня.

После революции в связи с моей ролью в Таврическом дворце в феврале 1917 года отношение Пильца ко мне стало враждебным, хотя не сразу.

Генерал Гришин-Алмазов был мне совершенно незнаком, да и вообще никто ничего хорошенько не знал о его прошлом. Даже его генеральский чин вызывал сомнения: шутя говорили, что в генералы он произведен «домовым комитетом». Было известно, что он принимал какое-то участие в Гражданской войне в Сибири, не то на стороне Колчака, не то на стороне разогнанной Колчаком Директории.

Непонятно было, почему он оказался во главе военного управления в Одессе. По-видимому, на основании поговорки «Кто палку в руки взял, тот и капрал». В моменты общего развала в Одессе в связи с падением гетмана он стал распоряжаться и нашел покровителя в лице члена Государственной думы В. В. Шульгина. Шульгин в то время тоже по довольно непонятной причине играл в Одессе роль какого-то «сверхруководителя». Знали, что он входил в состав Особого совещания при Деникине, и, когда он приехал в Одессу, стали смотреть на него как на какого-то главноуполномоченного Деникина.

На деле Шульгин уехал из Екатеринодара не в качестве уполномоченного, а потому что не соглашался с деникинской политикой. Шульгин вместе с Гучковым в марте 1917 года приезжал к царю Николаю II с предложением добровольно отказаться от престола, но в то же время он оставался убежденным монархистом и не сочувствовал республиканским настроениям, которые установились в окружении Деникина. Он в дальнейшем не принимал больше участия в работе деникинского Особого совещания.

Однако Деникин продолжал относиться к нему с уважением, и когда Шульгин рекомендовал ему Гришина-Алмазова как способного администратора, судя по его первоначальным действиям в Одессе, Деникин временно допустил его к командованию. Командование Гришина продолжалось очень недолго, вскоре он был сменен генералом Санниковым, присланным из Екатеринодара.

Помимо этих официальных и неофициальных представителей Добровольческой армии в Одессе, некоторое влияние на ход дел имели политические организации, бежавшие из Киева с падением гетмана и обосновавшиеся теперь в Одессе: Совет государственного объединения России, «Национальный центр» и «Союз возрождения». Кроме них какую-то самостоятельную линию пыталась вести группа участников Ясского совещания. Эти общественные деятели очень гордились своей непосредственной связью с представителями правительств Англии, Франции и Соединенных Штатов и хотели поддерживать ее и в дальнейшем, по-видимому рассчитывая руководить политикой союзников по отношению к России.

Большинство членов Ясского совещания являлись и членами СГОР, но эта организация, помимо того, избрала собственный комитет для связи с союзным командованием. Довольно характерен подбор членов этого комитета. Союзники, выражая готовность помочь Белому движению, опасались все же слишком реакционного направления в нем, хотели иметь дело с «демократией» их образца.

Совет государственного объединения подобрал «демократический» комитет: председатель барон Меллер-Закомельский, бывший член Государственного совета; члены – князь Голицын[201], председатель торгово-промышленной организации на Украине «Протофис», бывший член Государственной думы; князь Щербатов[202], бывший министр внутренних дел царского правительства; князь Куракин и для наведения яркого «демократического» глянца – присяжный поверенный М. С. Маргулиес[203].

Все эти общественные организации собирались на заседания, собственные и объединяющие все три организации и, как в Киеве, вели нескончаемые споры все на ту же тему – об организации верхов власти, о диктатуре, о директории, об установлении предела власти главнокомандующего при назначении начальников ведомств и проч. и проч. Опять, как в Киеве, меня удивляло то, что программа деятельности этой будущей власти не затрагивалась совсем, а с другой стороны, то, что никому как-то и в голову не приходило, что, кроме разговоров, никакой силы для приведения в исполнение их планов у них нет, что сила находится в руках Деникина, и что он совершенно несклонен не только считаться с их постановлениями, но даже обращать внимание на их мнения.