Контрреволюция

Раздробленность сказывалась и в убеждениях вождей Добровольческой армии: Деникин и Романовский на многое смотрели совсем другими глазами, чем Драгомиров и Лукомский. Всех этих быховских заключенных связывала не общность политических воззрений, а исключительно ненависть к большевикам. Они не хотели видеть в них передовых борцов за идею построения человеческого общества на новых началах. Не хотели, потому что не могли себе представить этого нового общества. Все они были далеки не только от учений социализма и коммунизма, но и от всяких экономических теорий вообще, так как военных того времени тщательно оберегали от вникания в эту область. Все они жили представлениями о структуре человеческого общества, привитыми им смолоду, и видели в большевиках лишь разрушителей привычного им старого мира.

В Екатеринодаре проживал бывший председатель Государственной думы Михаил Владимирович Родзянко. Я отправился к нему – мы встретились как старые друзья. Родзянко был много старше меня, но февральские дни 1917 года связали нас в тесную дружбу. Много длинных вечеров провели мы с ним вместе за стаканом чая, закусывая чайной колбасой со свежевыпеченным белым хлебом, толкуя о прошлом, строя планы на будущее.

Мы оба не поправели в водовороте событий, а оставались на наших старых либеральных позициях. Я, впрочем, шел уже несколько дальше в то время, у меня уже создались определенные взгляды на разрешение аграрной проблемы в России: я считал необходимой немедленную передачу всей помещичьей земли крестьянам в полную собственность, оставляя вопрос о возмещении за утрату имущества на усмотрение Учредительного собрания. Я надеялся на его благоприятное для нас решение и считал, что только таким путем мы сможем сохранить руководящую роль в стране.

Родзянко не соглашался со мною, он считал, что культурное крупное землевладение должно быть сохранено и пытался оправдать это статистическими ссылками на хлебную торговлю и проч.

Споры на эту тему не нарушали наших дружеских отношений, между тем как многие былые единомышленники Родзянко, былые софракционеры, октябристы, заметно отшатнулись от него, редко заглядывали к нему и сами уже считали создание Государственной думы чуть ли не крупной политической ошибкой царского правительства и ее, вместе с Родзянко, а некоторые и со мною в придачу, едва ли не виновниками революции.

Родзянко предложил мне остановиться у него, и мы прожили вместе недели 2–3. От него я узнал подробности возникновения Добровольческой армии и картину современного положения вещей.

После бегства из Быхова быховские узники собрались в Новочеркасске, где встретились с донским атаманом Калединым и с Алексеевым. Туда же прибыли из Москвы и Петрограда общественные деятели – Милюков, Струве[212], Трубецкой, Федоров. Появился и Савенков.

Шли долгие переговоры об образовании центра возглавления борьбы с большевиками. Алексеев предлагал взять в руки финансы и политику, предоставляя формирование армии Корнилову. Однако отношения их не налаживались – уж очень различны были по характеру эти два человека.

Алексеев стал даже толковать о территориальном разделении работы: он будет вести формирования на Дону, Корнилов на Кубани.

Но общественные деятели настаивали на том, чтобы тройка – Алексеев, Корнилов, Каледин – работали дружно, совместно. Представители союзников якобы обещали при этих условиях денежную помощь движению в размере 10 миллионов рублей в месяц. (Когда я узнал об этом обещании, то невольно связал его с желанием французского посольства приобрести 15 миллионов рублей – делом, в котором я принимал участие в Петрограде.)

Родзянко говорил мне, что первый месячный взнос был получен Алексеевым. Помимо того, при содействии Каледина из конторы Государственного банка в Ростове-на-Дону было получено до 40 миллионов рублей, и начались формирования.

Между тем дела на Дону принимали неблагоприятный оборот для контрреволюционеров: иногородние сразу стали на сторону большевиков, в руках большевиков находились железные дороги, старые казаки колебались. Каледин, по-видимому, начинал терять веру в возможность борьбы и даже советовал всем разъехаться.

Наконец пребывание на Дону стало невозможным, и в начале февраля 1918 года вновь сформированные части выступили походом на Кубань.

Начался так называемый «Ледяной поход». Преодолевая большие трудности, ведя непрерывные бои, кучка патриотически настроенной молодежи, с двумя бывшими главнокомандующими Русской армией во главе, пробивалась на юг и только через три месяца попала в сравнительно спокойные условия.

За это время на Дону покончил самоубийством Каледин, был убит в бою Корнилов, Марков и много других. Верховное руководство сосредоточилось в руках Алексеева, но вскоре и он умер, и армию возглавил Деникин.

В Екатеринодаре началось оформление структуры Добровольческой армии, и в начале осени 1918 года издано положение о законосовещательном органе при Верховном руководителе, получившем название Особое совещание.