Куойл позволил дочери протащить его через толпу присутствующих, на ходу встретившись взглядом с Уэйви, поймав ее улыбку, предназначенную только ему, и дальше вверх по лестнице, в детскую комнату. Здесь, на лестнице, ему в голову пришло сравнение: может быть, любовь – как передаваемый по кругу мешочек с конфетами, из которого каждый может вслепую выбрать себе конфетку несколько раз? От одной щиплет язык, другая пахнет ночными духами. В некоторых начинка горькая, как желчь, в некоторых мед, смешанный с ядом, а некоторые быстро проскакивают в горло – не успеешь почувствовать вкуса. Но среди обычных «бычьих глаз» и мятных карамелек попадается несколько очень редких: одна-две со смертельными для сердца иголками внутри, а одна – приносящая покой и тихую радость. Неужели его пальцы сомкнулись именно на такой?
Херри и Саншайн лежали на полу. Марти пододвигала мисочку с водой щенку хаски. Белая шерсть, хвостик колечком. Щенок бросился к Банни, схватил зубами шнурок на ее туфле и потащил на себя.
– Это белая собака. – Куойл осторожно произнес эти слова, краем глаза наблюдая за дочерью.
– Это ездовая собака, папа. Уэйви взяла ее для меня у своего брата, который разводит ездовых собак.
– У Кена? Кен разводит ездовых собак? – Он знал, что это был не Кен, но никак не мог понять, что происходит.
«Мужчина очень удивлен, увидев белую собаку в комнате дочери».
– Нет, это другой брат, Оскар. У которого ручной тюлень. Помнишь, мы видели ручного тюленя, папа? Кен нас туда возил. А Оскар научит меня ее дрессировать, когда она достаточно подрастет. И я собираюсь на ней ездить, папа. Если она захочет. Я попрошу шкипера Эла помочь мне сделать коматик. Это сани, папа. Мы видели такие у Оскара. Когда я вырасту, стану гонщицей на собачьих упряжках.
– И я тоже, – подхватила Саншайн.
– Никогда в жизни не слышал ничего чудесней. Мои доченьки – гонщицы на собачьих упряжках. Ты уже придумала ей имя?
– Уоррен, – ответила Банни. – Уоррен Вторая.
– Уоррен Вторая, – повторил Херри.
Куойл поймал себя на мысли, что его жизнь может пройти в окружении династии собак по имени Уоррен.
– Папа, – прошептала Банни, – у Херри тоже будет собака – братик Уоррен Второй. Завтра. Только не говори ему пока. Потому что это секрет.
Куойл спустился вниз, обнял тетушку, потом Уэйви. Ее близость возбудила его, и он поцеловал ее, нежно прижав к себе. Ее зубы оцарапали ему губу. Зажатый между ними аккордеон выдул сумасшедший аккорд. Такое прилюдное проявление чувств вызвало аплодисменты и рев приветственных возгласов. Это было почти равносильно объявлению о помолвке. Отец Уэйви сидел за столом, упершись одной рукой в бок, другой стряхивая пепел с сигареты в блюдце. Он улыбнулся Куойлу одним уголком рта и подмигнул – скорее в знак одобрения, чем сообщничества. Так вот у кого Уэйви научилась этим лукавым подмигиваниям. Только Джек стоял в буфетной, глядя через окно в темноту.
– Джек, – позвала его Бити, – что ты там разглядываешь?
Она поставила на стол высокий белый торт, обсыпанный розовой сахарной пудрой. Сверху кремом было написано: «Добро пожаловать домой, Агнис». Куойл съел два куска и нацелился было на третий, но тот достался Билли Притти, который пришел только сейчас, с волосами, припорошенными снегом, и встал у плиты. У него явно было что-то важное. Все мужчины в комнате смотрели на него, хотя он ничего еще не сказал.
– Морской прогноз невнятный, но я вам скажу: надвигается что-то серьезное. Уже идет сильный снег. Порывы ветра узлов тридцать, притом с левым вращением. Я бы сказал, будет неслабый шторм. Вы прислушайтесь.
Мехи аккордеона сдулись, и, когда звук затих, все услышали пронзительный вой ветра снаружи.
– Должно быть, это один из низких полярных ветров, его не увидишь, пока он не подойдет вплотную. Попрощаюсь-ка я лучше и поеду домой. Не нравится мне все это, – сказал Билли с набитым ртом.
Всем остальным это тоже не понравилось.
– Я буду сидеть дома, дружище! – крикнул Куойлу Джек. – Знаешь, я чувствовал его приближение. Лодку разобьет в щепки, если я не вытащу ее на берег. Мать поедет с Дэннисом. – Он указал на жену, потом на Дэнниса. Они все поняли.
К девяти часам обеспокоенные гости разъехались, все с тревогой думали о заносах на дорогах и поврежденных лодках.
– Похоже, это ты его привезла, тетушка. – Они все сидели в кухне, окруженные горами грязных тарелок, тетушка – с маленьким бокалом виски. В раковине громоздился металлический каркас из вилок.
– Никогда так не говори. Никогда никому не говори, что он принес с собой шторм. Это худшее, что можно сказать человеку.
Но на самом деле она казалась довольной.