Наконец в поле зрения Йарка, разбрасывая грязь из-под колес, въехал горбатый универсал Куойла. Куойл задержался в дверях, зацепившись своим бордовым свитером за гвоздь, суетливо потеребил шерстяную петлю – другой на его месте просто дернул бы плечом, – предупредил, что должен вернуться пораньше, чтобы успеть на праздничный ужин по случаю возвращения тетушки. Они с Уэйви, сказал он, потратили все утро на приготовление тушеной рыбы и наготовили ее столько, что хватило бы заполнить танкер, так что пусть Элвин и Эвви приходят и помогут ее съесть.
– Повеселиться я люблю, – сказал Йарк. – Агнис уже приехала или еще едет?
Куойл встретил тетушку в полдень в аэропорту у Оленьего озера. Она выглядела прекрасно. Была полна энергии и идей.
Сейчас Куойл витал мыслями где-то далеко, из-за чего порой подавал Йарку не те инструменты.
– Столько всего происходит, – бормотал он.
В голове у него была страничка «Стили жизни». Откликов на нее приходило немерено. Они больше не печатали чертежей скворечников, но и лекарства от тоски по дому пока не нашли. Все уехавшие страдали от разбитого сердца. «Когда-нибудь я вернусь», – писали они. Но никто не возвращался. Старая жизнь стала им тесна.
Йарк не столько напевал, сколько проговаривал речитативом свою нескончаемую песенку, перенося разметку на еще не отесанные доски: «Никуда не годится “Жареный гусь”, разболтан в нем весь такелаж. Того и гляди, как злосчастный “Брюс”, утянет на дно экипаж».
– Получишь свою лодку в следующее воскресенье. Будет готова.
«Слава богу», – подумал Куойл.
«Человек спасается от пытки бесконечной песней».
Бледно-коричневый паук шмыгнул по верхушке деревянной рейки.
– Непогода идет. Пауки весь день шастают, и в коленях у меня погремушки. Ну, давай резать доски. «Привез “Брюс” лося, хорошо тому в лесу зажилося».
Куойл окинул взглядом свою лодку. «Все дело в дереве, оно ее сделало настоящей», – подумал он, принимая факт за первоначало, ибо лодка уже несколько месяцев существовала в голове Йарка.
Йарк пилил и придавал доскам нужную форму, Куойл принимал и прислонял их к стене. Их плавные изгибы навели его на мысль об Уэйви, он представил себе ее фигуру, повторяющую контур лиры: круглые бедра, расширяющиеся от тонкой талии, ноги крепкие, как опоры классического китайского моста. Если они с Уэйви поженятся, будет ли Петал делить с ними постель? Или Херолд Проуз? Он представил себе совокупляющихся дьявольских любовников, кусающихся и рычащих, между тем как они с Уэйви, скорчившись в изножье кровати, изо всех сил зажмуривают глаза и затыкают уши пальцами.
Наступали сумерки. Устанавливая и закрепляя скобами панели обшивки, они тяжело пыхтели.
– «Раз проку нет от “Гуся”, лучше чаю пойду напьюся», – пропел Йарк, когда они вышли из полумрака мастерской в ранние сумерки, еще подернутые вечерней зарей. Маяк на мысу уже прочесывал своим лучом море до самого горизонта, окна в домах расцветали нежно-оранжевым светом.
– Слышишь? – вдруг сказал Йарк, резко останавливаясь на дорожке и предупреждающе вытягивая руку с растопыренными пальцами.
– Что? – Снизу доносились лишь всасывающие звуки прибоя. Куойлу не терпелось поскорей добраться домой.
– Море. Оно набухает. Я слышу большую волну.
Они стояли под янтарным небом, прислушиваясь. Тукамор со спутанной, всклокоченной кроной. Утес – как надгробная стела.
– Вон! Смотри! – Йарк схватил Куойла за запястье и потянул его руку вперед, указывая ею на северо-восток бухты. Там, на темнеющей воде, мерцал шар голубого огня. Луч маяка пересек бухту, не встретив ничего на своем пути, но в гробовой тьме, где-то вдали, катилось, катилось, катилось это странное свечение, потом угасло.
– Это предвестье шторма. Я видел его много раз. Непогода идет.
Хотя обманчивое небо было чистым.
Легковые машины и грузовики выстроились вдоль дороги перед домом Берков, в кухонное окно он увидел много людей. На пороге его встретила музыка. Уэйви играла на аккордеоне «Джо Ларда», Дэннис выстукивал ритм на корпусе гитары. Кто-то пел. Бити, доставая противни из духовки, прокричала что-то смешное. Взрыв хохота. Миссис Бэнгз рассказывала миссис Баггит о какой-то женщине там, в Сент-Джонсе, которая страдала застойным маститом. Кен с приятелем наблюдали за гостями, прислонившись к стене и скрестив руки на груди. Мыслями они уже были в Торонто, на изысканной вечеринке, а не на кухонном сборище в тапочках.
– Папа! – Банни протолкалась к Куойлу, не успевшему еще до конца снять куртку, и взволнованно зашептала: – Я так ждала, когда ты вернешься. Папа, ты должен пойти в мою комнату и посмотреть, что нам принесла Уэйви. Идем, папа. Ну, скорее. Пожалуйста.
Она сгорала от нетерпения. «Надеюсь, не очередные карандаши», – подумал Куойл. Его пугала перспектива увидеть новые деревья-брокколи. Ими уже был увешан весь холодильник.