– Моя сестра трудилась над ковриком всю зиму. Розочки и рыбки на синем фоне. Очаровательно. Мне было четырнадцать. Когда работа была закончена, собрались пять девушек: моя сестра Лиз, Кейт, Джен и две Мэри. Они завернули кота в коврик, а когда развернули, кот направился прямиком ко мне и прыгнул на колени. И как это ни странно, именно я следующей вышла замуж. А Лиз не дожила и до лета – умерла от туберкулеза. Кейт вообще осталась старой девой. Мэри Джендж уехала с семьей в Бостон, про другую Мэри я ничего не знаю. А вот я вышла замуж за Томаса Манна. В день своего пятнадцатилетия. В тысяча девятьсот пятьдесят седьмом году он сгинул в море. А какой был красавец! Черные волосы. Когда он входил в комнату, всех словно жаром обдавало. Я чуть совсем не зачахла от горя. Отощала до восьмидесяти семи фунтов. Никто не думал, что я выживу. Но я как-то выжила. И вышла замуж за Десмонда Бэнгза. Мы жили с ним, пока он не погиб в авиакатастрофе. Над Лабрадором. Тогда я сказала себе, что больше никогда не выйду замуж, потому что еще одно такое горе я не переживу. Не то что некоторые, те, что отрезают головы своим мужьям и запихивают их в рюкзаки.
Еще пять писем – и на эту неделю достаточно. Она примет первое же поступившее предложение – только бы убраться отсюда. Не слышать болтовню Мейвис Бэнгз. Увидеть что-то, кроме рыбацких судов, скал и воды!
– Знаешь, все мы, девочки, были большими рукодельницами. Лиз делала коврики, была известной мастерицей. Наша мама держала овец – ради шерсти. Так и вижу, как она после ужина усаживается со своей прялкой или спицами и прядет шерсть или вяжет. Именно после ужина. Она говорила, что вечером легче работать с шерстью, та становится более податливой, потому что овцы ложатся спать. Ее старая прялка перешла ко мне. Она теперь сто́ит целое состояние. Я, бывало, выносила ее на лужайку. Дес разрисовал ее изящным красно-желтым орнаментом. Но на ночь ее приходилось вносить в дом – мы боялись, как бы туристы ее не украли. Они этим грешили, знаешь ли. Могли уволочь прялку прямо со двора. Я знаю женщину, с которой так и случилось. Миссис Тревор Хиггенд, мы с ней ходим в одну церковь. А что ты думаешь насчет племянника, Дон? Ты же ужинала у них дома. Это ж он нашел то самое… С мужчиной, который находит такие вещи, не очень хочется иметь дело, правда? И вообще ни с кем из Куойлов никогда ничего хорошего не случалось.
– Никогда.
Последний залп по клавишам. На эту неделю хватит. Может быть, у нее в почтовом ящике уже лежат ответные письма.
Куойл и Уэйви сидят рядом, они испытывают симпатию друг к другу. Херри дышит им в шеи. Машина со стоном ползет вверх по холму сквозь дождь, они удаляются от школы. Вот они поднялись на вершину. Со стороны Куойла – океан, в неверном мокром свете он похож расцветкой на застарелый синяк.
Теперь вниз – сквозь желтый дождь. Шеренга почтовых ящиков, среди них есть вычурные, словно дома́ с разрисованными окнами. По раскисшей грязной колее следуют четыре утки. Куойл сбрасывает скорость и ползет за ними, пока они не ныряют в канаву. Мимо редакции «Балаболки», мимо дома Баггитов и дальше. Квадратные дома, необычно расписанные полосами, храбрящиеся под защитой утеса.
Маленький дом Уэйви был мятно-зеленым на уровне цокольного этажа, а выше – словно опоясан красным кушаком. На бельевой веревке – алая мальчиковая пижамка, яркая, как перец чили. Штабель заостренных бревен, ко́злы для пилки дров, засыпанные опилками и обрывками бересты, наколотые дрова, готовые к укладке в поленницу…
У края дороги – двое рыбаков, крепкие и тощие, как ружейные стволы, под дождем чинят сеть, их свитера расшиты дождевыми бусинами. Острые ирландские носы, длинные шеи и вьющиеся волосы под кепками с козырьками. Один поднял голову, взглядом перескочил с Уэйви на Куойла, узнал их. В руке – челнок.
– Вон дядя Кенни, – сказала Уэйви мальчику низким отчетливым голосом.
– Бака! – воскликнул ребенок.
Во дворе Арчи Спаркса, среди деревянных лебедей, стояла новая собака – серебристый пудель.
– Бака, – повторил мальчик.
– Да, новая собака, – сказала Уэйви.
Деревянный пудель с веревочным хвостом и ошейником из колечек от жестяных банок. Собака стояла на кругляке. Глаза – как воронки.