Сентябрь – месяц укорачивающихся дней и холодной воды. В первый учебный день Куойл отвез Банни в школу. Новые туфельки, юбка в клетку и белая блузка. Вспотевшие ладошки. Боится, но от про́водов отказывается и сама идет сквозь толпу шумных, толкающихся детей. Куойл издали видит, что она стоит одна и, почти не поворачивая головы, одними глазами ищет свою подругу Марти Баггит.
В три часа он уже ждал ее у школы.
– Как все прошло?
Он ожидал услышать о том, что сам испытал тридцать лет тому назад, – что она чувствовала себя одинокой и несчастной.
– Было весело, – сказала Банни вместо этого. – Вот смотри. – Она показала ему листок бумаги с большими нескладными буквами:
– Ты написала свое имя! – с облегчением воскликнул Куойл, озадаченный тем, насколько она отличалась от него самого.
– Да. – Как будто это само собой разумелось. – И учительница велела завтра каждому принести коробку бумажных салфеток, потому что у школы на них нет денег.
Смутные туманные радуги во время утренней прогулки по бухте. Порывы ветра, несущие разноцветные валы тумана, Билли Притти что-то болтает про лунные гало[64]
. Ураганы налетали и уносились прочь. Неожиданный мокрый снег сменялся фиолетовыми столбами дождя. Потом – два-три дня жары, словно бы принесенной из какой-то пустыни.Волокна света, извивающиеся на воде, словно светящиеся угри.
На мысах и в болотах зрели миллиарды ягод – дикая смородина, крыжовник, черника, клюква обыкновенная и болотная, брусника, калина, поздняя дикая земляника, медвежья ягода, морошка, горделиво возвышающаяся над бордовыми листьями.
– Давай в выходные сходим по ягоды, – сказала тетушка. – Когда я была девочкой, тут совсем рядом были известные на весь остров ягодники. А потом сварим повидло. Сбор ягод – занятие, приятное для всех. Может, позовешь с нами Уэйви Проуз?
– Хорошая идея, – обрадовался Куойл.
Уэйви сказала, что пойдет с удовольствием – словно он приглашал ее на вечеринку.
– Кен перевезет меня через бухту – хочет посмотреть вашу новую крышу.
Кен смотрел не столько на крышу, сколько на Куойла и его дочерей, шутил с тетушкой. Попрощался с Херри, похлопав его по плечу.
– Ну, я поехал. У меня дела в бухте Миски, придется плыть вокруг мыса. Заехать за тобой потом? – Его глаза, словно колючий кустарник, цепляли все вокруг, ничто не ускользало от них.
– Да, конечно, – ответила Уэйви. – Спасибо, малыш.
У ее ягодных ведерок были веревочные ручки, привязанные особыми узлами.
Гремя ведрами и бадейками, тетушка, девочки, Куойл, Уэйви и Херри направились к ягоднику, находившемуся за перчаточной фабрикой, под ногами хрустела галька. Саншайн все время просила, чтобы Куойл нес ее на плечах. Солнце накинуло на пустошь топазовую вуаль. Ультрамариновое небо. Бликующее море.
На Уэйви были чулки цвета поджаренного хлеба, юбка, кое-где зашитая по швам. На Куойле – клетчатая рубашка, немного тесная.
– Бывало, люди приходили сюда за много миль с ягодными коробами и ведрами, – сказала тетушка через плечо. – В те времена, знаете ли, ягодами торговали.
– И сейчас торгуют, – откликнулась Уэйви. – Минувшей осенью галлон морошки стоил девяносто долларов. Мой отец выручил тысячу в прошлом году. Городские охотно покупают ягоды. А кое-кто из местных по-прежнему делает эту ягодную бурду, если удается набрать брусники.
– Ягодная брага! Ужасная была гадость, – сказала тетушка. – Посмотрим, что нам удастся набрать. – Она искоса взглянула на Уэйви, отметив огрубевшие руки, потрескавшиеся туфли и лицо Херри, похожее на блюдце сливок. Можно сказать, славный мальчик, унаследовавший от отца красоту, только немного искаженную – как будто кто-то твердой рукой приплюснул податливые черты.
Море сияло и на свету было прозрачным. Уэйви и Куойл собирали ягоды неподалеку друг от друга. Ее твердые пальцы пробирались сквозь пучки листьев, большой и указательный захватывали два, три, а иногда до семи стебельков и скатывали ягоды в ковшик ладони, откуда она ссыпала их в ведро, те падали в него с легким шорохом. Передвигалась она на коленях. Горьковатый аромат раздавленных ягод. В ста футах от них Херри, Саншайн и Банни, как собачки, катались по мягкой земле. Тетушка ушла далеко вперед, ее белый платок превратился в маленькую точку. Разбредаясь, сборщики на короткое время исчезали из виду в овражках или за пригорками. Издали доносилось шипение моря.
Тетушка окликнула Куойла:
– Ау-у! Мы забыли корзину с едой. Сбегай за ней к фабрике. А я присмотрю за детьми.