Корабельные новости

Правда выходила наружу постепенно. Как кошмарный сон, который становится все страшнее, а вы не можете проснуться. Оказалось, что власти не предусмотрели никаких правил безопасности для этих вышек. Конструкция установки была ненадежна. Никто не понимал, кто командует на ней – буровой мастер или главный инженер. Большинство рабочих ничего не знало о море. Геологи, бетонщики, верхолазы, бурильщики, помощники бурильщиков, сварщики, слесари-монтажники – все они были озабочены только нефтью, никто не следил за морем и погодой. Никто даже не был способен разобраться в тех прогнозах, которые им присылали. Никто не знал, что надо задраивать иллюминаторы, когда поднимается шторм. Стекла бортовых иллюминаторов в отсеке управления балластом были недостаточно прочными. Пульт управления закорачивало, если в него попадала вода. Море выдавило иллюминаторы, хлынуло внутрь и залило пульт управления. Никто толком не был ничему обучен. Не было никаких инструкций. Поэтому, когда пульт управления вышел из строя и они попытались вручную выровнять балласт с помощью каких-то латунных штанг, все сделали не так, неправильно, и вышка накренилась. Точно как тот айсберг. А потом опрокинулась. И спасательные шлюпки оказались плохими, да большинство людей до них и не добрались, потому что вместе с пультом управления отключилась и система оповещения. Адвокат сказал, что ситуация развивалась по принципу падающих костяшек домино.

Так что ты уж не обижайся, но так оно есть: глядя на тот айсберг, я думала обо всем этом. И думаю всегда, когда оказываюсь у воды. Смотрю вдоль берега, одновременно боюсь и надеюсь увидеть запутавшееся в водорослях тело Херолда. Хотя прошло уже много лет.

Куойл слушал. Неужели придется увезти ее далеко от моря, в прерии? И что делать ему самому с сущностью Петал, бродившей у него под кожей, как впрыснутая вакцина против любовной чумы? Какой был смысл касаться сейчас сухой руки Уэйви? Они вышли на тропу, которая вела к пустошам, увидели вдали бледное пятнышко тетушкиного платка и детей, издали похожих на скачущих блошек.

Куойл шел позади. Не оглядываясь, Уэйви точно знала, где он.

Теплый воздух, глубокое небо, тишина, если не считать детских голосов вдали. И вдруг резко, как порой внезапно заканчивается головная боль, что-то отпустило ее, застарелая боль ослабела. Она обернулась. Куойл стоял так близко. Она начала было что-то говорить. Покрытая веснушками обветренная кожа вспыхнула румянцем. То ли она упала сама, то ли он увлек ее за собой. Они катались по толстому ковру ягодника, прижавшись друг к другу горячими руками и ногами, и все слилось воедино: они, ягоды и листья, губы и слезы и глупые слова.

Но когда море внизу вздулось приливом, она услышала его и вспомнила о костях красавца Херолда, запутавшихся в призрачных сетях. И оттолкнула Куойла. Вскочив, она помчалась к тетушке, девочкам и бедному Херри, не знавшему отца; корзинка для пикника била ее по ногам. Если Куойл хотел чего-то от нее добиться, он должен был бежать следом.

Уэйви бежала, чтобы оказаться подальше, потом – ради самого бега и наконец потому, что больше ничего сделать не могла. Сменить темп было бы проявлением нерешительности – как будто она сама не знает, чего хочет. У нее всегда было такое ощущение, что она вынуждена совершать бессмысленные действия.

Куойл прилег на вереск и смотрел ей вслед, по мере того как расстояние между ними увеличивалось, клетки на ее юбке словно стирались ластиком. Тетушка, дети, Уэйви. Он прижался пахом к земле, как будто в акте соития с нею. В возбуждении чувств все происходящее представлялось ему чрезвычайно важным. Маленькие фигурки на фоне огромной скалы, позади которой плещется море. Все сложные переплетения жизненных нитей распутались, и он увидел сущностный каркас бытия. Нет ничего, кроме скал и моря, и на короткий миг – крохотных фигурок людей и животных на переднем плане.

Каким-то вещим взглядом он прозрел прошлое. Увидел былые поколения в образе мигрирующих птиц, бухту, покрытую веснушками призрачных парусов, заброшенные поселения – снова наполненными жизнью и глубоко в морской пучине, сети, расшитые стеклярусом рыбьей чешуи. Увидел Куойлов, очищенных от греха временем. Представил себе тетушку умершей и похороненной, себя самого – стариком, Уэйви – согбенной годами, своих дочерей – живущими своими далекими неведомыми жизнями, Херри – по-прежнему радующимся деревянным собачкам и разноцветным ниточкам, седеющего Херри, спящего в северной комнате на верхнем этаже дома или в каморке под лестницей.

В нем заново ожило ощущение чистоты, осмысленности событий в хрупком равновесии жизненного потока.

Всё, всё вокруг показалось инкрустированным предзнаменованиями.

25. Нефть