Корабельные новости

– Пойдемте со мной, – предложил Уэйви Куойл. Встревожилась. Посмотрела на Херри.

– Они играют. Пойдемте. Вдоль берега, по камням, получится быстрей, чем через рощу. Мы обернемся за двадцать минут.

– Хорошо.

И она решительно зашагала на своих сильных ногах, Куойл, спотыкаясь, следовал за ней, иногда ему приходилось переходить на бег, чтобы догнать ее. Океан шевелился, как огромное покрывало, накинутое на клубок змей.

Размахивая корзиной, Куойл шел вдоль берега мимо выброшенных штормом рваных автомобильных покрышек, обрывков веревок, завязанных узлами, мшанок[65], ятрышника, кораллин[66], островков красных водорослей с тысячами запутавшихся в них обломков ракушек, мимо длинных коричневых плетей ламинарии – все это вынес на берег шторм на прошлой неделе, образовав вдоль кромки воды петляющий темный гребень.

Уэйви ловко забиралась на валуны и спрыгивала с них, отбрасывала ногой попадавшиеся на пути обломки. Куойл выбирал дорогу осторожней и шел медленней – в корзинке звякали пивные бутылки.

– Смотрите! – воскликнул он.

В устье бухты дрейфовал двуглавый айсберг.

– Накренился, – заметила Уэйви.

Стоя на скале, она свернула ладони трубочкой и поднесла к глазам, как бинокль. Ледяная глыба клонилась, словно желая рассмотреть в воде свое отражение, клонилась до тех пор, пока ее левая «башня» не оказалась под тем углом, под каким держат карандаш при письме, правая нависла над ней, как любовник в приливе нежности. Потом, беззвучно, обе утонули, выбросив кверху мощный фонтан воды.

Куойл – под скалой. Внезапно он сомкнул ладони на ее щиколотках. Ощутив их жар сквозь коричневые чулки, она замерла, глядя вниз. Пленница скалы. Лицо Куойла прижалось к ее ногам. Сквозь спутанные рыжие волосы она видела белую кожу его головы, ладони, обхватившие ее щиколотки и почти скрывшие под собой туфли – наружу торчали лишь острые мысы; причудливый рисунок, напоминающий викторианские усы, на его перчатках; мощные запястья, спускающиеся на них манжеты свитера с застрявшим в одном из них кусочком ракушки; волоски собачьей шерсти на рукавах. Она не двигалась. Было ощущение, что они стоят перед занавесом, а служитель уже держит руку наготове, чтобы открыть его. Куойл вдыхал запах хлопчатобумажных чулок, запах соли и водорослей, исходивший от женщины и растревоживший его. Пальцы его разжались, он отдернул руки. Она почувствовала их отсутствие. Куойл не сводил с нее глаз.

– Спускайтесь. Спускайтесь. – Он протянул к ней руки.

Ошибиться в его намерениях было невозможно. Обомлев, она едва дышала. Одно неуловимое движение – и он уже на ней, задирает одежду, стаскивает коричневые чулки, прижимает ее к камню, по оголившейся коже ползают мушки-береговушки; Куойл входит в нее, впечатав свой огромный подбородок ей в шею. После всего – безмолвный уговор, болезненное чувство соучастия и предательства. Она не выдерживает:

– Ты знаешь, как он умер? Мой муж. Херолд Проуз. Я тебе расскажу. Он – в море. Лежит на дне. Не было случая, чтобы я подошла к морю, не подумав: «Там Херолд». Старик Билли тебе ведь рассказывал, правда?

Она соскользнула с камня, теперь ничего не опасаясь, защищенная своим горем. Куойл стоял в стороне, безвольно опустив руки, глядя на нее. Слова вылетали из нее очередями.

– Херолд был разнорабочим на «Гекторе семи морей». Первая приличная работа за всю его жизнь – надежная и деньги хорошие. Все у нас складывалось прекрасно. Самая большая и безопасная нефтедобывающая установка в мире. Три недели вахта, три недели дома. Когда она перевернулась, была его смена. Телефонный звонок. Рано утром двадцать девятого января тысяча девятьсот восемьдесят первого года. Я уже встала и оделась, но прилегла снова, потому что очень плохо себя чувствовала. Я носила Херри. Женский голос в трубке сказал: «О, миссис Проуз, мы должны сообщить вам, что, согласно сводкам, шторм опрокинул вышку “Гектора семи морей”, и все, кто был на ней, считаются пропавшими». Она сказала: шторм опрокинул. Да, поначалу они утверждали, что причиной бедствия стал очень сильный шторм.

Но всего в десятке миль от «Гектора» были другие буровые установки, и все они выстояли. «Аякс семи морей» и «Глубокая синяя двенадцать». С ними ничего не случилось. Такие штормы, как тот, случаются каждую зиму. Это не был шторм века, такой, что обрушивается раз в сто лет. Пропало девяносто семь человек, и ни одного тела так и не нашли. Одну тонувшую спасательную шлюпку с людьми видели, но ее прямо на глазах захлестнуло волной, и она ушла на дно.