Читаем Корабль отплывает в полночь полностью

После чего снова взял тон человека, предающегося воспоминаниям, и будь я проклят, если эта холодная рассудительность, эта отточенная компетентность не потянули меня в реку девушек и не навели на мысль, что на самом деле Слайкер никакой не псих, он всего лишь до крайности эксцентричен, возможно, даже до гениальности эксцентричен. Что, если и правда он набрел на доселе неизвестный феномен, порождаемый загадочными свойствами сознания и материи, и теперь описывает его с нарочитой гротескностью, пользуясь профессиональным жаргоном? Может быть, благодаря ему в современной картине мира, которую мы имеем благодаря психологии и другим наукам, теперь на одно белое пятно меньше?

– Звезды, Карр. Женщины-звезды. Королевы экрана. Принцессы серого мира, призрачное кьяроскуро. Императрицы теней. Они реальнее людей, Карр, реальнее великих актрис – тех, кто добывал себе роли на диване у продюсера. Потому что это символы, Карр, символы наших самых глубинных томлений и… да-да! – самых потаенных страхов, самых заветных желаний. Раз в десятилетие обязательно появляется несколько женщин, чтобы достичь этой удивительной формы существования – больше чем жизнь и меньше чем жизнь, – которая остается после смерти или умирает раньше их. И как правило, одна из этих женщин поднимается выше всех, становится главным символом, царицей призраков, мечтой, которая заманивает на путь исполнения желаний и гибели. В двадцатые годы такой царицей была Гарбо – Гарбо Вольная Душа… Это название я дал созданному ею символу, ее романтической маске, предвещавшей Великую депрессию. В конце тридцатых и начале сороковых это была Бергман, Отважная Либералка, ее свежесть и улыбка в стиле шведский модерн помогла нам встретить Вторую мировую войну. А здесь, – прикоснулся он к солидной папке на коленях, – Эвелин Кордью, Добросердечная Приманка, девица, которая со смиренным пожатием плеч, с глупым хихиканьем признает свою далеко не безобидную сексуальность, и одному Богу известно, какую чудовищную катастрофу она преподнесет нам в будущем. Да, она здесь, в пяти призрачных версиях. Вы заинтригованы, Карр?

Я был настолько поражен, что несколько секунд не мог произнести ни слова. Либо Слайкер догадался об истинной цели моего визита, либо это поразительное совпадение. Я смог лишь облизнуть губы и кивнуть.

Слайкер некоторое время смотрел на меня, потом ухмыльнулся.

– Ага, – сказал он, – вижу, вы слегка шокированы. Догадываюсь, что под этой личиной умудренного скромника прячется один из миллионов самцов, втайне мечтающих оказаться на необитаемом острове со сладенькой Эви. Ева-Линн Кордуплевски, дочка шахтера, получившая образование исключительно в трущобных кинотеатрах, – это очень непростой культурный феномен. Это бесчисленные мечты, сплавленные в одну сверхмечту – в мечту-императрицу. У нее истеричная натура… а еще, Карр, у нее необыкновенные способности медиума и гипертрофированное честолюбие… Природа наказала ее ипохондрией – и наградила пробивной силой, которой нет и у миллиона школьниц, жаждущих актерской славы. Круглая дура, совершенно чуждая рациональному мышлению, – но с интуицией, вдесятеро превосходящей интуицию Эйнштейна. И этой интуиции ей хватило, чтобы понять, какой символ нужен нашей эксплуатирующей секс культуре: юная мученица, с упоением позволяющая мужчинам и природе надеть на себя раскаленные оковы сексуальности. С бесконечным терпением, со сверхъестественной пластичностью она подвергала себя легчайшим касаниям экранных светотеней – и в конце концов эти касания вылепили из нее вожделенный символ. Мне она иногда представляется на обочине широкой автострады – девушка в дешевом платье, ослепленная фарами приближающегося автобуса. Автобус останавливается, девушка тащит за собой по ступенькам любимую козочку и вовсю хихикает, объясняясь с водителем. Этот автобус – цивилизация.

Всем известна судьба Эвелин, до определенного момента освещавшаяся с удивительной скрупулезностью. Это и эротические шоу в начале пути, и достойная всяческих похвал верность мультсериалу «Девушка в затруднительном положении», для которого наша героиня позировала, и эпизодические роли в кино, и поразительно своевременный успех фильмов «Термоядерная блондинка» и «Сага о Джин Харлоу», и развод с Джеффом Грейном… Что такое, Карр? Кажется, вы хотели что-то сказать? И страстная мечта о настоящей сцене, интеллектуальной неординарности и власти. Вы ведь даже не представляете себе, как жаждала эта дива развить свои мозги и приобрести влияние, после того как пробилась наверх.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мир фантастики (Азбука-Аттикус)

Дверь с той стороны (сборник)
Дверь с той стороны (сборник)

Владимир Дмитриевич Михайлов на одном из своих «фантастических» семинаров на Рижском взморье сказал следующие поучительные слова: «прежде чем что-нибудь напечатать, надо хорошенько подумать, не будет ли вам лет через десять стыдно за напечатанное». Неизвестно, как восприняли эту фразу присутствовавшие на семинаре начинающие писатели, но к творчеству самого Михайлова эти слова применимы на сто процентов. Возьмите любую из его книг, откройте, перечитайте, и вы убедитесь, что такую фантастику можно перечитывать в любом возрасте. О чем бы он ни писал — о космосе, о Земле, о прошлом, настоящем и будущем, — герои его книг это мы с вами, со всеми нашими радостями, бедами и тревогами. В его книгах есть и динамика, и острый захватывающий сюжет, и умная фантастическая идея, но главное в них другое. Фантастика Михайлова человечна. В этом ее непреходящая ценность.

Владимир Дмитриевич Михайлов , Владимир Михайлов

Фантастика / Научная Фантастика
Тревожных симптомов нет (сборник)
Тревожных симптомов нет (сборник)

В истории отечественной фантастики немало звездных имен. Но среди них есть несколько, сияющих особенно ярко. Илья Варшавский и Север Гансовский несомненно из их числа. Они оба пришли в фантастику в начале 1960-х, в пору ее расцвета и особого интереса читателей к этому литературному направлению. Мудрость рассказов Ильи Варшавского, мастерство, отточенность, юмор, присущие его литературному голосу, мгновенно покорили читателей и выделили писателя из круга братьев по цеху. Все сказанное о Варшавском в полной мере присуще и фантастике Севера Гансовского, ну разве он чуть пожестче и стиль у него иной. Но писатели и должны быть разными, только за счет творческой индивидуальности, самобытности можно достичь успехов в литературе.Часть книги-перевертыша «Варшавский И., Гансовский С. Тревожных симптомов нет. День гнева».

Илья Иосифович Варшавский

Фантастика / Научная Фантастика

Похожие книги