Каррауэй начинал задумываться, куда пропали все большие корабли эскорта. Другие члены команды «Трубадура» раз-другой сквозь туман успели разглядеть на горизонте крейсеры, но Каррауэю это никак не удавалось. Постоянно он видел лишь один корабль сопровождения – «Айршир», который шел возле гробового угла. Каррауэй считал траулер «древним», но испытывал к нему некоторую симпатию и в своем дневнике называл товарищем. «Он не особо мог нас защитить, – писал Каррауэй об «Айршире», – [но] поднимал нам настроение». Более обнадеживающим Каррауэю казался туман. «Спасибо, Господи, за прекрасный, бледный, мглистый, густой, как гороховый суп, одинокий, непроницаемый туман!» – писал он. В липких объятиях тумана Каррауэй ощущал такое спокойствие, что даже позволил себе впервые за несколько дней помыться и надеть чистую форму. Затем он улегся на койку и крепко проспал шесть часов.
3 июля в 14:30 пилот британского истребителя «спитфайр», пролетая над норвежским Тронхеймом, посмотрел на стоянку «Тирпица» и обнаружил, что линкора там нет. Пилот сообщил об этом по радиосвязи и переполошил Адмиралтейство. Вскоре после этого британские дешифровщики в Блетчли-парке прочитали закодированное немецкое сообщение о том, что тяжелый крейсер «Адмирал Хиппер», который обычно стоял на якоре в Тронхейме, прибыл в Альтен-фьорд. Сопоставив два факта, можно было предположить, что немецкие боевые корабли идут на перехват конвоя PQ-17. Но других сведений не поступало, а расшифрованное сообщение было отправлено несколько часов назад.
Немцы кодировали секретные донесения при помощи шифровальной машины «Энигма», которая позволяла передающей стороне набрать сообщение на специальной пишущей машинке, превратив его в код, а принимающей стороне – расшифровать его. Британцы взломали шифр «Энигмы», но немцы упрямо полагали, что их система кодирования неуязвима. В качестве меры предосторожности они меняли настройки «Энигмы» каждый день в 12:00. Всякий раз после этого британцам приходилось заново взламывать шифр, на что порой уходило до девяти часов. Происходящая в результате задержка между перехватом и чтением сообщений иногда создавала проблемы для союзников. Для конвоя PQ-17 она стала губительной.
Поздно вечером 3 июля Сальвесен сообщил команде «Трубадура», что конвой проходит мимо острова Медвежий. Каррауэй и некоторые его товарищи надели самую теплую одежду и вышли на палубу, надеясь разглядеть остров в холодном тумане. По общему мнению, Медвежий был унылым клочком каменистой земли, окруженным крутыми утесами и омываемым волнами. Медвежьим остров назвал исследователь XVI века Виллем Баренц, у которого там состоялась опасная встреча с белым медведем. В истории конвоя PQ-17 Медвежий стал последней вехой на границе между нейтральными и вражескими водами. И остров, скорее всего, был последней сушей, которую морякам предстояло увидеть до прибытия в Советский Союз. Возможно, он был также последней сушей, которую им предстояло увидеть вообще. Некоторые моряки утверждали, что различают его темный силуэт, но Каррауэй ничего не заметил, как ни вглядывался во мглу.
Глава 5
Фейерверки
День независимости конвой PQ-17 отмечал, находясь в семи днях пути от Хваль-фьорда и в восьми – от Архангельска. Он пересекал одну полосу тумана за другой. Термометр показывал –16 ℃, но казалось, что на самом деле холоднее. Туман приглушал все звуки, кроме гудения судовых трюмных помп и постукивания паровых труб, однако этот шум экипажи давно перестали слышать. Никто из моряков не мог заснуть или хотя бы расслабиться. Остров Медвежий остался позади, и все понимали, что теперь на конвой могут напасть в любую секунду. С. Дж. Флаэрти так описал настроения на борту транспорта «Джон Уизерспун»: «Все делают свою работу, наблюдая и выжидая; разговоров мало. Чувствуется напряжение – как у загнанного в угол зверя, который затихает перед нападением». Если кто-то и пытался заснуть, то ложился в одежде, не снимая громоздкого бушлата, резиновых сапог, надувного спасательного жилета и толстого пробкового спасательного пояса. Готовность мириться с дискомфортом, как выразился один матрос, «могла стать вопросом жизни и смерти».
В два часа ночи немецкий торпедоносец, как призрак, возник из тумана и пролетел прямо над «Трубадуром». Возможно, летчик удивился не меньше, чем люди на судне. Самолет ушел в сторону. Каррауэй и его подчиненные встали к орудиям, всматриваясь в серую пустоту и гадая, не вернется ли самолет с другой стороны. Прошел час, затем два, три… С противоположной стороны конвоя в тумане образовался просвет, куда нырнул гидросамолет «Хейнкель-115». Летчик выключил двигатели, чтобы тихо подобраться к конвою. Самолет спланировал вдоль крайней правой колонны судов на мачтовой высоте и сбросил две торпеды. Затем двигатели «хейнкеля» снова загудели, он взмыл в небо и был таков.