Корни

Киззи сопротивлялась, как настоящая дикарка. Она кусалась и царапалась, но ему все же удалось повалить ее на пол. Киззи дернулась вверх, но получила еще один удар. Мужчина стоял над ней на коленях. Одной рукой хлестал ее по щекам, не обращая внимания на мольбы и крики, другой заталкивал ей в рот скомканный грязный мешок, пока она не умолкла. Киззи отчаянно сопротивлялась, извивалась и выгибалась, чтобы сбросить его с себя. Тогда он стал колотить ее голову об пол, снова, и снова, и снова. А потом начал хлестать ее – все более возбужденно. Киззи почувствовала, что ее платье задирается. Белый разорвал на ней белье. Мешковина во рту душила ее. Она чувствовала, как его руки лезут между ее бедер, ощупывают и щиплют самые интимные ее места, грубо раздвигают ноги в стороны. Еще раз хлестнув Киззи, мужчина отстегнул свои подтяжки и завозился с брюками. А потом пришла обжигающая боль – он вошел в нее. Киззи казалось, она сейчас умрет. Он тыкался в нее снова и снова, пока она не потеряла сознание.

На рассвете Киззи открыла глаза. Она чуть не сгорела со стыда, увидев над собой черную женщину, которая осторожно обмывала ее интимные места тряпочкой, смоченной в теплой мыльной воде. По запаху Киззи почувствовала, что все совсем плохо. Она закрыла глаза от стыда, но почувствовала, что женщина обмыла ее и там. Когда она решилась открыть глаза, то увидела, что лицо женщины совершенно бесстрастно – точно так же она могла стирать одежду или заниматься другой домашней работой. Казалось, что подобное занятие для нее вполне привычно. Положив чистое полотенце между бедер Киззи, женщина посмотрела на нее.

– Думаю, разговаривать тебе сейчас не захочется, – сказала она, собрала грязные тряпки, взяла ведро с водой и собралась уходить.

Держа ведро на сгибе локтя, она снова наклонилась и прикрыла Киззи мешковиной.

– Лежи, я скоро принесу тебе еду.

С этими словами она закрыла за собой дверь хижины.

Киззи лежала, и ей казалось, что она парит в воздухе. Она пыталась забыть, что с ней произошло что-то немыслимое и невозможное. Но резкая боль в разорванном лоне напоминала, что это был не сон. Она чувствовала себя грязной, ей казалось, что эту грязь ничем не смоешь. Киззи попыталась повернуться, но боль была невыносимой. Она замерла, натянула мешковину до самой шеи, чтобы укрыться от мира, но боль нарастала.

Киззи вспоминала последние четыре дня. Перед глазами ее стояли напуганные лица родителей, она слышала их беспомощные крики, когда ее увозили. Она вспоминала, как пыталась бежать от белого работорговца, которому передал ее шериф Спотсильвании. Ей почти удалось ускользнуть, когда она упросила отвести ее в туалет. А потом они оказались в каком-то небольшом городке, где после долгой торговли с криками и оскорблениями ее все же продали новому массе, который только и дожидался ночи, чтобы ее обесчестить. Мамми! Паппи! Если бы они только слышали! Но они даже не знали, где она. И кто знает, что случилось с ними. Киззи было известно, что масса Уоллер не станет продавать своих рабов, «если они не нарушают его правил». Но, пытаясь помешать массе продать ее, они могли нарушить десятки этих правил.

А Ной? Что случилось с Ноем? Неужели его забили до смерти? Киззи снова вспомнила, как это было. Ной страшно разозлился. Он твердил, что она должна доказать ему свою любовь, должна выписать подорожную, чтобы он мог показать документ, если его остановят патрульные или другие белые. Она помнила его мрачное упорство, когда он твердил, что обязательно доберется до Севера – быстро найдет работу и соберет денег.

– А тогда я вернусь сюда и увезу тебя на Север, – твердил он, – и мы будем жить вместе до конца наших дней.

Киззи заплакала. Она знала, что никогда больше его не увидит. И родителей тоже… Если только…

В ее душе зародилась новая надежда! Мисси Анна клялась, что, когда она выйдет замуж за красивого, богатого, молодого массу, Киззи станет ее личной горничной, а потом будет заботиться о ее многочисленных детях. Может быть, узнав, что Киззи продали, она устроит скандал и упросит массу Уоллера вернуть ее? Мисси Анна может уговорить его на что угодно! Может быть, масса уже отправил людей разыскивать этого торговца? Может быть, он узнает, куда ее продали, и выкупит?

Но надежда исчезла так же быстро, как и зародилась. Киззи поняла, что шериф точно знал, кому из работорговцев отдал ее. И ее бы давно уже нашли – если бы искали. Она почувствовала себя страшно одинокой, брошенной и забытой всеми. Когда слез уже не осталось, Киззи молила Бога убить ее, если она все это заслужила – своей любовью к Ною. Почувствовав липкую влагу между ногами, Киззи поняла, что кровотечение не остановилось. Но боль вскоре притупилась, перестав быть такой острой.