Коробка в форме сердца

Нетвердым шагом обогнув «Мустанг» спереди, Мэрибет дернула на себя ручку водительской дверцы. Смятая дверца со скрежетом распахнулась, а Мэрибет наклонилась и подняла с асфальта черный, сочащийся чем-то темным брезентовый баул огромной величины… нет, не баул — Ангуса! Сдвинув водительское кресло вперед, она уложила Ангуса на заднее сиденье, села за руль и завела двигатель.

Джуд обернулся назад. С одной стороны, ему настоятельно требовалось взглянуть, что там с Ангусом, с другой же — отчаянно не хотелось этого знать. Ангус, приподняв голову, взглянул на него влажными, стекленеющими, в кровавых прожилках глазами и тихонько заскулил. Задние лапы пса были безнадежно переломаны. В одном месте из шерсти чуть выше сустава торчала алая кость.

Иуда перевел взгляд с Ангуса на Мэрибет. На подбородке ссадина, зубы стиснуты, губы мрачно поджаты, бинты на жутко сморщенной правой ладони промокли насквозь… Да, с руками у них беда. Похоже, еще до того, как все кончится, обнимать им друг друга крюками протезов.

— Погляди-ка на нашу компанию, — сказал Джуд. — Ну и видок!

Тут его одолел приступ кашля. Ледяные булавки и иглы в груди будто бы таяли… но очень уж медленно.

— Поеду больницу искать.

— Никаких больниц. К хайвэю давай.

— А если помрешь без больницы?

— Ехать в больницу — верная смерть нам обоим. Там Крэддок прикончит нас без труда. Вся надежда на Ангуса. Пока он жив, шансы есть.

— Но чем Ангус ему…

— Крэддок боится не Ангуса. Боится он того пса, что живет в Ангусе, внутри.

— Что ты несешь, Джуд? Какого еще «пса внутри»?

— Езжай. Кровь я остановлю сам. Подумаешь, палец… ничего страшного. Езжай к хайвэю, а там поверни на запад.

С этим он поднял правую руку к виску, чтоб хоть немного унять кровотечение, и призадумался. Не о том, куда ехать, нет. Это-то он знал точно — тем более что выбирать было не из чего.

— На какой еще запад, блин?! — рявкнула Мэрибет.

— В Луизиану, — пояснил Джуд. — Домой.

39

Аптечка первой помощи, сопровождавшая их со дня отъезда из штата Нью-Йорк, отправилась на пол возле задних сидений. Теперь в ней не осталось ничего, кроме единственного рулончика бинта, булавок и серебристого, жутко неудобного для открывания блистера мотрина[99]. Первым делом Джуд принял мотрин, разорвав упаковку зубами и насухо, без запивки, проглотив таблетки — все шесть, тысячу двести миллиграммов. Лошадиная доза… однако этого не хватило: рука по-прежнему казалась раскаленным слитком железа на наковальне, где ее медленно, но неумолимо плющат кузнечным молотом.

В то же время боль разгоняла туман в голове, служила сознанию якорем, цепью, удерживающей Джуда в мире реального — хайвэя, зеленых дистанционных знаков, мелькающих за окном, урчания кондиционера.

Не зная, долго ли еще продержится в ясном уме, Джуд решил не терять даром времени и все объяснить. Перевязывая изувеченную ладонь, он заговорил — с запинкой, сквозь крепко сжатые зубы:

— Отцовская ферма сразу же за границей Луизианы, в Мурз-Корнер. Езды — меньше трех часов. За три часа я кровью не истеку. Отец болен, в сознание приходит редко. С ним в доме старуха, тетка моя, жена брата матери, дипломированная фельдшерица. Она за ним смотрит. Я ей плачу. Там есть морфин. Для отца. Обезболивающее. И собаки там есть. По-моему… ах, мать… ах… мать… твою… по-моему, две. Две собаки. Овчарки, как у меня. Дикие зверюги…

Истратив бинт целиком, Джуд понадежнее закрепил его «крокодильчиками», кое-как, носком за задники, сковырнул с ног башмаки и натянул на правую руку носок. Другим носком он перетянул запястье вместо жгута — не слишком туго, так, чтоб замедлить, но не перекрыть приток крови. Окинув взглядом импровизированную куклу-рукавичку, он принялся размышлять, сумеет ли выучиться строить аккорды без указательного пальца. Глиссандо сыграет наверняка. А может, снова переключится на левую руку, как в юности…

При этой мысли его опять разобрал смех.

— Прекрати, — попросила Мэрибет.

Джуд как можно крепче стиснул коренные зубы. Действительно, смех этот казался истерическим даже ему самому.

— А копов твоя престарелая тетушка по нашу душу не вызовет? И доктора к тебе пригласить не захочет?

— Нет. Ни докторов, ни копов она вызывать не станет.

— Почему это?

— Мы не допустим.

После этого Мэрибет надолго умолкла. Машину она вела гладко, автоматически, огибая попутные автомобили по полосе обгона и плавно возвращая «Мустанг» в правый ряд, а там держа ровно семьдесят; с рулем управлялась осторожно, одной побледневшей, болезненно сморщенной левой, а правой, распухшей, руля не касалась вообще.

— И чем, по-твоему, все это кончится? — наконец спросила она.

На это у Джуда ответа не нашлось. Ответил ей Ангус — негромко, жалобно заскулив.

40